Голос Ветра слушают лишь сердцем

<…> В пятом часу пополудни.
О мрачные пять часов пополудни!
Было мрачно в пять часов пополудни!
Федерико Гарсиа Лорка
(перевод М.Зенкевича)

Обычный день, не предвещающий ничего нового – те же унылые тучи, те же понурые верхушки деревьев, те же грязные машины, самим своим существованием противоречащие жизни на Земле… Каждый раз, просыпаясь, ты думаешь, что сегодня просто обязано произойти что-то новое и невероятное, но розовые, голубые или зеленые в крапинку мечты разбиваются уже в ванной, когда ты видишь свое отражение в зеркале. Еда – надоевшая, одежда – по-прежнему не идущая, сумка – все такая же тяжелая… Машина – душная, дорога – пыльная, колледж – наверняка унизительно маленький и недоброжелательный…

И так каждый миг. Можно, разумеется, вопить, что это мысли пессимиста-меланхолика – но так и есть, ежедневная тоска безжалостно убивает романтику, оставляя пугающую реальность. Кто-то может в ней разобраться и даже найти свой поток – и наверняка таких людей в двадцать первом веке большинство – а кто-то в кровь разбивается, пытаясь идти против этого течения. Против судьбы. Против ветра.

Наверное, глупо пытаться в двадцать лет рассуждать на философские темы. Да, именно «глупо» - это то самое слово. Глупость окружает мечтателей и романтиков – зачем нужно нестись по жизни с целью получить побольше денег? Это же глупо!.. Деньги убивают честность, а честность – это не только искренность, это еще и производное от слова «честь»… Нет, не так – Честь!

И вновь ты медленно открываешь глаза – в надежде, что люди прозрели. Но это невозможно. «Романтизм – хорошо, но для жизни полезнее реальность. Если ты, конечно, не хочешь повеситься от несовершенства мира…». Реальность. Отвратительное слово!

За окошком мечутся машины, где-то сбоку мелькают стены аэропорта, из которого ты должна улететь во Францию. Мама права, через полчаса мир перевернется с ног на голову, потому что для истинно русской мечтательницы учеба в стране с незнакомым языком – пытка…

- В этом году выучу французский и немецкий, - преувеличенно бодро откликаешься ты, хотя тебе-то лживость жизнерадостности давно слышна. – В следующем – итальянский. А потом хочу взять испанский.

При упоминании Испании лица родителей скучнеют – да, действительно, сколько уже можно грезить о стране, в которой никогда не была? Неужели ей не хватает той книги о Гарсиа Лорке, купленной совсем недавно? Или это все обида за ту давнюю поездку, когда ее отправили в лагерь в Анапу, а сами через двое суток по «горящей» путевке улетели на отдых на Мальорку?

Почему, ну почему родители не понимают, что в опостылевшей реальности не хватает двух слов – канте хондо?! Почему не могут осознать, что видео фламенко на экране плазменного телевизора не заменят той страстной энергетики, которую чувствуешь, находясь поблизости от танцующих испанцев в черном и красном?! Почему не хотят догадаться, что коррида – не жестокий пережиток прошлого, а танец, танец со звездами, танец со смертью?!

- А еще хочу ворона! Назову его Рокэ и буду с ладони кормить! – мстительно добавляешь ты, упрямо разглядывая проплывающий за окном грузовик. Мама не понимает, отец хмурится – эта дурь слишком прочно засела в ее голове! Да только, папочка, не дурь это. Это – твоя любимая реальность. Только перевернутая, несколько раз отраженная в разбитых зеркалах и ставшая намного более привлекательной и совершенной.

Нет, ни в одной из прошлых жизней, уверена ты, не была странная Сандра из российской глубинки реалистом. Романтиком, мечтателем, поэтом, писателем, музыкантом, художником – хоть кем, но не реалистом!! И даже закончись ее жизнь сейчас – в следующем воплощении не станет она реалистом, пусть даже королева в тяжелом платье пригласит ее на бал, пусть даже на дворе окажется семнадцатый век!..

Свист, лязг, грохот. Резкий толчок в спину, удар о первое сидение, пылающие звезды перед внутренним взором. В ушах, наверное, отзвуки гитарных переборов, иначе как объяснить эту боль и этот звон? Темнота рассеивается, посторонние звуки отходят на задний план и, наконец, исчезают совсем. Рассветная полумгла – да, наверное, рассветная.

Движение, улавливаемое только если периферическим зрением. Нет, это лишь тени деревьев, эти причудливо разлегшиеся на дороге лентяйки, сбивающие с толку. Просто образы, которые столько раз были выведены на бумаге. Всего лишь прихоть разгоряченной фантазии. Ты опускаешь глаза на руки – кольца на месте. Как часто ты себе говорила, что это не просто прихоть – серебро и мелкие камешки… Красиво, никто не спорит, но изящество уже не в ходу.

Рассвет, этот спутник надежды, уступает место легкой дымке тумана, величавой и манящей. Но ведь уже пять часов! Пять часов пополудни…

Странное чувство овладевает тобою. Нет, не боль – какие-то удары в душе. Раз! – и сердце начинает учащенно биться. Снова! – и где-то на уровне подсознания всплывает неясная картинка. Кто-то кричит, командует, суетится – но зачем?! Еще удар – и тело едва не выгибается дугою. «Разряд!» - кричит все тот же голос, а потом повторяет с отчаянием, но гораздо тише. Неясный шорох, перед глазами – лица мамы и отца. «Что?..» - начинает матушка, но первый голос, безжизненный в своей горести, обрывает незаконченный вопрос. «Это называется «кома», Катерина Михайловна. Сандра теперь где-то далеко… Она все слышит и понимает, но ответить не может…»

Голос еще что-то наверняка говорит, но его уже не слышно. Кома… какое-то безнадежное слово.

- То, что с ней произошло, мне непонятно, потому что я знаю обо всем только с твоих слов. А ты говоришь, что она стояла на дороге, слегка покачиваясь из стороны в сторону, а потом неожиданно стала заваливаться на спину. Так все было?

- Так вот я тебе говорю: я не понимаю, что с ней. Понятно?

- Допустим. Но ее, наверное, надо отвезти к графу… Он уже пускай и решает, что с этой неизвестной делать.

- У нее нет ни подорожных, ни разрешений на выезд из страны, ни денег, даже одежда у нее какая-то не такая! Не мое, конечно, докторское дело, но, может, это как раз хозяин к нам ее и отправил? Ну, вроде как проверить, все ли правильно делается…

- Ну уж нет! У меня рука на девушку не поднимется! На вид ей лет двадцать… Ты пригляделся бы к ней, Рамон, это ж сущий ангел!

- Да уж! Не понимаю я, что в ней красивого, а вот что странного…

- В любом случае убить ее я не дам. Пускай хоть меня вместе с ней сожгут – не позволю!

- Дело твое, Мигелито. Но не советовал бы я тебе это делать… Мало ли что произойти из-за нее может. А вдруг это ведьма вообще? Подумал об этом? Своей волшбой головы нам задурила, а потом – раз! – и убьет!

- Когда ты в последний раз про ведьм в Хиспанье слышал?

- А вот ездил когда на остров святого Федерико, там и слышал! Колдунью какую-то выловили, на костер вести хотели, а она как-то сбежала. Через сутки ее на берег выбросило – утопилась!

- Страшна твоим ведьмам вода, тоже мне… Рамон, это все старые сказки! Сила Королей эта, волшебство, обряды, ритуалы – все сказки, бабкины россказни!

Голоса где-то рядом, только… ощущается нереальность. Приятное, волнующее такое чувство принадлежности к чему-то другому.

Ты с трудом открываешь глаза, а перед тобой – обрамленное светлыми волосами милое лицо. Оно совсем не похоже на лица твоих знакомых – открытое, высоколобое, широкоскулое, с огромными зелеными глазами…

- Сгинь, Мигель. Сам же говорил: я здесь лекарь!

Красивый молодой человек отодвигается в сторону, взглядом его уже не достать, но озорная улыбка по-прежнему сияет перед твоими глазами. Кто он? И кто этот человек, сменивший названного Мигелем, - седой, с кустистыми бровями, большим носом и озабоченными серыми глазами?..

- Сандра. – Что за чушь? Почему привычное и любимое имя звучит как-то не так в этой комнатке? – То есть Кассандра.

- Странное имя для Хиспаньи, Мигель, - седой поворачивается к собеседнику, и тебе тоже удается повернуть голову. Тут же в поле зрения попадает улыбающийся молодой человек, он беззаботно взмахивает рукой и снова смотрит на тебя. Может, и показалось, но в его глазах танцуют маленькие бесенята… - Я же говорил, она не отсюда!

Седой недоуменно поднимает бровь и непонимающе качает головой.

- Откуда, сеньорита? Из России? А это на западе или на юге Тьерры?

- Я не знаю Тьерры. Россия – это огромная держава, протянувшаяся с запада на восток почти по всему восточному полушарию!

- Милая, - голос лекаря становится вкрадчивым и нежным, - у вас, видимо, по каким-то причинам помутился рассудок. Вы сейчас находитесь недалеко от торгового порта, в городке Сан-Фернандо, что находится на востоке страны под названием Хиспанья. Никакой России, если я не ошибаюсь, во всей Тьерре нет и не было, поэтому постарайтесь, прошу, вспомнить хоть что-то еще…

Что можно «вспомнить» о стране, в которой никогда не была и о которой никогда не слышала? Надо лгать, лгать до последнего мгновения, опутывать себя паутиной лжи – тогда, может, тебя и отпустят. Нужна какая-то цель, что-то, ради чего даже несмотря на твое «сумасшествие» нельзя прекращать путь… Может, через какое-то время все встанет на свои места?

- Я помню замок… - интересно, есть тут замки где-нибудь или уже нет? Что это за эпоха? Как ты здесь очутилась? Это не больничная палата – значит, чей-то дом. И имена, похоже, испанские… Лекарь говорил, здесь недалеко торговый порт – видимо, это почему-то важно.

Стоп. Перед потерей сознания было слышно, что кто-то сказал «кома»… Ты в коме? Да, возможно – тогда можно объяснить, почему твое сознание выкинуло такую злую шутку и отправило тебя в «путешествие» в страны твоего собственного воображения. Значит, машина все-таки разбилась… Но родные были рядом…

- Замок? – в поле зрения вновь возвращается Мигель, он совсем рядом – присел на краешек кровати и склонился к тебе. Он такой красивый – и ты ему, видимо, понравилась, раз он так внимательно тебя разглядывает. Не так, как седой – тот действительно лекарь, у него цепкое внимание, а этот Мигелито смотрит с любопытством и неуловимой иронией. – Здесь поблизости два замка – зимняя резиденция королевы Консепсьон и усадьба графа Солариэго. Ты какой имеешь в виду?

- Не помню, - надо пока что делать вид, что ты пытаешься вспомнить, а теперь, когда собеседники напряглись, надеясь на то, что странная «посетительница» сейчас все вернет на свои места, пора разыграть отчаяние! – Точно! Я шла на встречу с… курьером королевы, но… похоже, на меня напали и ограбили! Где бумаги, которые были в сумке?

- В какой сумке, сеньорита? – Мигель глядит с искренним участием, седой почему-то оглядывается. – Я могу сходить поискать!

- Бесполезно… - как просто, оказывается, врать! – Если разбойники унесли мои деньги, бумаги они тоже наверняка забрали…

- Нет, Сандра, не так. Называй меня… ну, Мигелито.

Ты понимаешь, что парень тебя чем-то путает, но почему-то правила странной игры, затеянной твоим воображением, до сих пор обходят сознание стороной.

- Это же формы одного и того же имени, не так ли? Зачем мне называть тебя именно так?

- Мне так больше нравится. Ты же просишь называть тебя Сандрой, а не Кассандрой.

Ты тяжело вздохнула – не объяснять же испанскому «сеньорито», что скромная Оксаночка Пантелеймонова, с детства влюбленная в Средневековье, часто представляла себя королевой Буддикой, из-за чего заставляла окружающих называть себя именно так, а потом воспылала внезапной любовью к семнадцатому веку и переиначила Оксану в Кассандру. Родители и друзья, скрепя сердце, приняли и это, однако все же для краткости стали называть ее Сандрой. Многие из-за этого порывались называть ее Сашенькой, но, наткнувшись на робкое непонимание и удивленные глаза, свое желание давили на корню.

- Хорошо, Мигелито. А значение имени при этом не меняется?

Молодой человек помотал лохматой головой, но озорная улыбка все равно упрямо бросалась в глаза – люди редко говорят правду с таким выражением лица. Ты сделала вид, будто ничего не заметила, и аккуратно поправила непривычную одежду. Спасибо, конечно, дону Рамону, но вещи его давно выросшей дочери казались чем-то странным, несущим в себе неуловимый отпечаток давней эпохи. Ты же никогда не думала, что по собственному почину наденешь платье, но так и случилось – сознание лежащей в коме девушки упорно играет в свои игры. И не всегда честно.

- Так куда ты так рвешься, Сандра? – уточнил молодой человек, возвращая тебя с небес на землю. А действительно – куда? Кто тебя здесь может ждать? Королева Консепсьон? Неведомый курьер в зимнюю резиденцию? Смешно даже…

- Я не знаю, - призналась ты, потому что лишняя ложь повисает на шее подобно гранитной скале. – Дон Рамон, конечно, очень приятный человек, но под его взглядом мне кажется, что он считает, будто я не сказала ни слова правды…

- Да брось ты! – улыбнулся Мигель и слегка сбавил шаг – спешка спешкой, а бежать за ним тебе не хочется, и он это, хвала небесам, понимал. – Рамон просто не раз попадал в такие ситуации, когда «смертельно больные» пациенты неожиданно ночью «выздоравливали» и выносили из его дома почти все ценности, которых, к слову, немало. Теперь он научился серьезнее относиться к людской натуре, а ты его запутала своими тайнами… Вот и все. Может, вернемся? Объяснишь ему, что ты никакая не воровка, что у тебя действительно неприятности приключились…

- Нет, Мигелито. Мне действительно очень надо куда-то идти. Вопрос только в том, куда именно. Кто меня может здесь ожидать? Королева уже наверняка получила письмо, а родных здесь, - ты специально выделяешь это слово, - у меня нет. Значит, пока что надо идти в столицу – вдруг я что-нибудь еще да и вспомню…

Солнце ласково погладило тебя по щеке, но, стоило ему устало прикрыть глаза, как тут же налетела целая стайка небесных духов с ворохом одеял и перин из облаков. Ты вздохнула, и Мигель подхватил этот вздох – дорога поднималась на холм, поэтому идти становилось все труднее.

Что ты будешь делать в таинственном Мадирито? Плясать у фонтанов? Подавать вино в кабаках? Нет? Так какого черта тебя потянуло в столицу?!

- Сандра… через четыре мили деревня. Будем сворачивать?

- Если хочешь, - огрызнулась ты, хотя Мигель-то уж точно не был виноват в сложившейся ситуации. – Я не устала.

- Тогда заходить не будем, - покорно согласился молодой человек, будто невзначай прикоснувшись к твоему плечу. – Все будет так, как пожелает госпожа и повелительница…

- Это еще откуда? – ты даже попыталась улыбнуться – и, вроде бы, получилось. Во всяком случае, Мигель расцвел в ответной улыбке.

- Так говорят в Филиме. Тамошний правитель – они его султаном зовут – эту фразу раз по двадцать за день говорит…

- И почему же? – немного неохотно подыграла ты, видя, что молодой человек многозначительно улыбается, ожидая вопроса.

- Потому что у него одних жен около десяти, а уж любовниц и вовсе пруд пруди! И все для него «повелительницы»… – как само собой разумеющееся, заметил Мигелито, но в глубине его зеленых глаз были видны не только ставшие привычными искры смеха, но и в какой-то мере свойственное ему самовосторгание. Настроения подыгрывать парню и дальше не было, поэтому ты вновь отвернулась, невидящими глазами глядя под ноги.

Дорожка вывела на пригорок, где стало немного легче дышать. Справа начинался кажущийся бескрайним лес, слева от тропы легко несла свои воды выглянувшая из-за поворота речка, за которой очередной зеленой стеной стояли деревья. Красиво, скромно и приятно. О чем-то вздохнул ветер, лениво похлопали в зеленые ладоши многолетние лиственницы, а величественный дуб, стоявший чуть в стороне от своих «соплеменников» и окруженный целой толпой из поклонниц-ромашек, грустно и устало покачал украшенной желудями головой. Как же это не похоже на природу родных мест!

Как и всегда при упоминании Земли в целом и России в частности, стало еще тошнее – домой, может, и не захотелось, но увидеть родителей и узнать, все ли у них хорошо, стало попросту необходимо. Во время ночевки тебе снился необычный сон – что-то про больничную палату и родителей, склонившихся над тобой, - однако точных красок память не оставила, а слова никак не хотели вспоминаться…

Раздавшийся вопль мигом вернул с небес и заставил резко остановиться и оглядеться. Мигель сразу же вытащил свой кинжал – обычная предосторожность. Однако на первый взгляд опасности не было – просто вам навстречу бежал юноша, даже скорее мальчишка, отчаянно размахивая руками и что-то крича.

Тебе удалось ухватить парня за руку и как-то по-матерински прижать к себе, а его сотрясали беззвучные рыдания. Мигель осторожно убрал кинжал обратно в ножны и присел рядышком, но столь необычно появившийся парнишка не спешил успокаиваться. Пришлось его хорошенько встряхнуть и слегка отстранить. От неожиданности – или еще от чего – он в последний раз всхлипнул и неверяще посмотрел на свои ладони.

- У вас что, ни сентимо? – ошарашено вопросил он без тени слез в голосе, и тебе пришлось с натянутой улыбкой покоситься на Мигелито – здешний мир до сих пор оставался для тебя полной загадкой.

Каково же было твое удивление, когда молодой человек вновь, не отрывая взгляда от серых испуганных глазок мальчишки, вытащил кинжал и приставил острие прямо к горлу ребенка. Ты попыталась оттолкнуть ошалевшего от неожиданности мальчика, однако не успела – хорошо отточенная сталь оставила на нежной коже слабый красный след.

- Ты что, сбесился?! – с ужасом, почти шепотом спросила ты, видя, как глаза Мигеля медленно становятся очень страшными, а глаза ребенка – мечущимися и напуганными, как у загнанного кролика.

- Это же обычный карманник, Сандра! – не отрывая взгляда от застывшего мальчика, с неким даже бешенством произнес молодой человек. Ты застыла не хуже пойманного воришки.

- Кто? – с отблеском всегдашней улыбки, переходящей в смех, переспросил парень, одной рукой цепко хватая парнишку за ухо, а другой неторопливо убирая оружие. – Ну да неважно. Кто такой, пострел?

Мальчишка рванулся, понял, что так еще больнее, и замер, затравленно косясь на тебя.

- Благородная сеньорита, ну честно не думал, что так получится… - запричитал он, и тебе стало его неожиданно даже жалко. Больше сомнений в том, что ребенок налетел на тебя, чтобы обокрасть, не осталось.

- Прекрати! – Незачем кричать, так еще хуже!.. – И расслабься, я тебя прощаю.

Мальчик с облегчением вздохнул, и только тут ты по-настоящему разглядела его одежду – эдакую мешанину из лохмотьев, коротких штанов и легкомысленно наброшенного на плечи короткого плаща.

- Ты прощаешь этого вора? – удивленно поднял бровь Мигель, не выпуская многострадальное ухо мальчишки из цепких пальцев. Ребенку было не больше четырнадцати лет, но теперь он глядел очень проницательно, буквально насквозь видя каждый твой недостаток и каждую твою ложь. Взгляд был явно не детским, однако у людей, чья судьба против их воли посылает обворовывать людей, такие глаза не редкость.

- Это же всего лишь ребенок, Мигелито… - с неким умилением улыбнулась ты, требовательно проводя пальцами по руке друга – далеко не тонкий намек, чтобы тот перестал корчить из себя удачливого охотника. – Как тебя зовут, милый?

«Милый» угрюмо покосился на подчинившегося тебе светловолосого менестреля, еще помолчал, а потом выпалил:

- Я правда не хотел, сеньорита! Но у меня сестренка болеет!..

Ты закатила глаза, но сдержалась – и все непечатные выражения остались только в твоей голове.

- Я же уже сказала, что я тебя прощаю – с кем не бывает? А вот сестренку жаль… может, мы сможем вам помочь? Как тебя все-таки зовут? – Видя, как насупленно мальчик разглядывает босые ноги, ты улыбнулась. – Хорошо, зайдем с другой стороны. Знакомься, это Мигель де Хеско-и-Сольеро, менестрель из Сан-Фернандо. Больше хватать тебя за ухо я ему не позволю… И меня, кстати, зовут… Кассандра.

Мимолетный порыв назвать себя настоящим именем и последующая заминка были вызваны тем цепким взглядом, что бросил мальчонка, оторвавшись от созерцания грязных пальцев ног. Однако слово было сказано, ненастоящее, краденное имя теперь осталось и в его памяти…

- Я Рафаэль. Хименес. Из… из Феличе-де-ла-Соль.

- Постой-ка, - по-прежнему настороженно уточнил Мигель, - но ведь ближайшая деревня называется как-то по-другому…

- А я что, говорил, что отсюда? – с неприятной и неприязненной улыбкой поинтересовался Рафаэль и снова повернулся к тебе. Страшный оскал мгновенно исчез, сменившись неуверенной надеждой. – Кассандра, а ты и вправду можешь помочь? Конча болеет, очень болеет…

- Конча? – несмотря на трагичность темы и ситуации, ты не удержалась от банальной усмешки. Правда, косой взгляд на мгновенно ставшего обеспокоенным Мигеля убил смешливость на корню.

- Ваша мать что, рехнулась – называть дочь королевским именем? Это же запрещено! – таинственным шепотом гневно произнес молодой человек, а Рафаэль равнодушно пожал плечами и небрежно поправил плащик.

- А нам что теперь, придумывать новые имена? – огрызнулся он. – Знаем мы, что запрещено называть простых девушек именем Консепсьон, но моя сестра родилась в день Святой Кончиты…

Мигель провел рукой по грифу закрепленной за спиной гитары и на секунду зажмурился, после чего быстро помотал головой – ты так обычно делала, чтобы отогнать дурные или глупые мысли.

- Запрещено даже персонажей песен так называть, а вы!.. – буркнул он, когда убедился, что мальчишка не исчез. – Ладно, пошли посмотрим, что мы сможем сделать для твоей сестры…

Юная Консепсьон с запретным именем оказалась в совсем плохом состоянии. Девушке было около двадцати пяти, и она не могла даже двинуть рукой – настолько сильно ее вымотала лихорадка. Длинные темно-каштановые волосы слиплись от пота и спутались от постоянных метаний по заменяющему кровать матрацу. Карие глаза казались мертвыми, и вообще весь ее вид ассоциировался только с одним – со смертью.

Еще в школе, да и в университете, вам пару раз рассказывали о первой помощи, но здесь уже ничего не требовалось – максимум, сколько могла продержаться девушка, было около суток. Слишком поздно вы пришли. Слишком сильно ее загонял хозяин…

- Она работала? – отведя Рафаэля в сторону, тихонько спросила ты, пока Мигель старался сделать какую-то микстуру из подручных средств – какие-то корешки и листочки всегда были у него в мешке. Однако чашки и ложки в затхлом подвальчике, куда вас привел мальчик, разумеется, не было – и быть не могло.

- Крепостной крестьянкой? – наугад поинтересовалась ты, размышляя только о том, как бы помягче сообщить Хименесу о скорой кончине его сестры. Такие признания всегда тяжелы, а когда ты еще и ничего не можешь сделать…

- Я не знаю, кто такая эта «хрипостная смутьянка», но работала она судомойкой в трактире «Поганый хряк». Хозяин ее был крайне… недалеким человеком.

Мальчик замолк, но все было ясно и так – юная Кончита явно ходила в фаворитках, а потому и получала чаще остальных. Несчастная. Несчастные.

- Рафаэль, ты должен с этим смириться… - начала ты и осеклась. Не было ни слов, ни надобности придумывать эти слова, мальчик и без того понял, что к чему, а потому только утер нос кончиком плаща.

Сзади подошел Мигель и, положив руку тебе на плечо, почти неслышно прошептал:

- Сандра, ей долго не протянуть. Если ничего не сделать, вскоре она умрет, и в последние минуты ей будет так больно, словно она вместе с Хитроумным Сальвадором проплыла по Реке Жизни¹… Может, хоть, ну, помочь ей?

Ты резко развернулась, в этот момент ты наверняка выглядела странно – хотя бешенство и ярость часто красят. Особенно в полутьме. Схватив друга за руку, ты оттянула его в сторону. Быстрый взгляд назад – Рафаэль горестно опустил голову и с силой отшвырнул ногой какой-то камешек.

- Но у нас все равно нет денег на врача, - не дрогнув, возразил молодой человек, и тут ты уже не смогла не согласиться. – А петь в здешнем трактире за плату лучше вечером – или еще лучше ближе к ночи. Но она не доживет до вечера! Да и все равно нужной суммы не наберем…

- Даже если мы летать научимся! – бросил Мигель, легко сжимая твои плечи – крепко и безнадежно. – Понимаешь ты это или нет?

Договорить не удалось – да и все равно слова на ум не шли. Девушка завозилась на своем месте и что-то слабо прошептала. Движение было более чем неожиданным, но Рафаэль мгновенно метнулся к сестре и упал перед ней на колени.

- Что ты сказала, Конча? – с какой-то безнадежной надеждой тихонько спросил мальчик, а Мигель, по-прежнему не выпуская тебя из объятий, легко потянул к давно распавшейся семье. Боль и горечь в тебе соперничали на равных, и временами они сталкивались в душе, оставляя кровь на сердце и тайфун в руках – дрожь никак не хотела проходить.

- Королева не королева вовсе… - снова прошептала девушка, закатывая глаза. У тебя появилось желание броситься к ней, как и Рафаэль пару секунд назад, но Мигелито держал крепко – лишних слез и лишнего сочувствия мальчик наверняка не вынесет. Еще какое-то время было слышно сильно участившееся, хриплое дыхание девушки, а потом оно неожиданно затихло – и наступила полная тишина, не нарушаемая абсолютно ничем.

Ты аккуратно потянула Мигеля на улицу, желая оставить потерявшего сестру мальчишку наедине с собой. И с ней. Открывшаяся дверца даже не скрипнула – зато на улице тебя оглушило шелестом деревьев на ветру, пением птиц и резким голосом вопящей где-то торговки апельсинов. Уселась ты прямо на траву. Без эмоций, без чувств, без слез. Уселась и подтянула к подбородку коленки, после чего медленно положила на них голову и обвила ноги руками. Мигель, судя по шорохам, устроился рядышком. Наступила довольно-таки напряженная тишина.

- Что ты ей дал? – сквозь силу спросила ты, следя за тем, чтобы голос не сильно звенел. Конечно, лучше подарить мучающемуся существу пулю, чем оставить долго и мучительно подыхать, но все же какая подлость, какая потрясающая подлость!!

- Пожевать лист ветроцвета. Ей же просто нужна была хоть какая-то активность, чтобы окончательно умереть… - тихо и как-то горько произнес молодой человек, кладя руку тебе на плечо. Резко и согласно подувший ветер взлохматил его волосы и мазнул тебя по щеке твоими собственными огненными лохмами, за сегодняшний безумный день наверняка насмерть спутавшимися. – Пойми, это было необходимо…

- Я знаю, - грустно призналась ты, тяжело вздохнув и доверчиво прижавшись к парню в поиске хоть какой-то поддержки. – Просто это так… чудовищно!..

Мигель тоже вздохнул, вслед за вами дважды вздохнул ветер. Торговка наконец-то замолчала, но тут же где-то слева зазвучала мандолина, которой подыгрывала арфа. Девять лет в музыкальной школе научили тебя отличать звуки инструментов, но разве это могло помочь бледной темноволосой девушке с такими глубокими, но совершенно неживыми глазами?!

- Я чувствую себя перед ней в чем-то виноватой… - тихо произнесла ты в плечо другу, но он услышал. – Наверное, приди мы раньше, все еще можно было бы изменить!..

- Нельзя, - за спиной прозвучал безжизненный голос Рафаэля, и ты резко обернулась. – Местная тесемочница дала ей неправильное лекарство, вот она и умерла…

- Мы ее похороним, - упрямо и немного резковато заявил Мигель, рывком поднимаясь с травы и протягивая руку тебе. – Рафаэль, думаю, ты не будешь против путешествия вместе с нами?

¹ Старинная легенда о принце, отправившемся к Реке Жизни вслед за своей погибшей возлюбленной. Не найдя лодки, он вплавь преодолел Реку, но, выбравшись на противоположный берег, умер от внезапного осознания всей смертной боли когда-либо живших людей.

Что-то в вас всех перевернулось тогда, на заднем дворе местного трактира, где вам удалось все же похоронить несчастную Консепсьон. Мигель теперь меньше смеялся – а если и пытался, то как-то натянуто, без задора, - а Рафаэль и вовсе просто молчал, глядя себе под ноги. Единственным здравомыслящим человеком стала ты, и на тебе же лежала ответственность за этих оболтусов, слишком близко к сердцу принявших одну-единственную смерть…

Это была плохая мысль, подлая и низкая, поэтому ты тряхнула головой, отгоняя ее подальше. Кто же сказал «Не относитесь к жизни серьезно – живыми вам из нее все равно не выбраться»? Теперь и не упомнишь, но лишь здесь, в странной Хиспанье, ты отчетливо поняла, что и тебя может здесь ждать смерть – отвратительная, злая, темная… И тут уже никуда от нее не деться. Здесь нет врачей, подчас творящих настоящие чудеса.

- Привал, - скомандовала ты. Мигель понуро кивнул, Рафаэль просто остановился, переведя взгляд с дороги на потемневшее небо. Скоро будет дождь, успеть бы хорошенько укрыться… - Мигелито, ты отвечаешь за убежище. Я пошла искать источник. Рафаэль - выше нос!

- Я с тобой, - неожиданно встрепенулся Хименес, и ты незаметно улыбнулась, прикрывшись выбившимися из-под капюшона волосами. Мальчишка изо всех сил старался воспрять духом, найти в жизни хоть какой-нибудь свет – и пока что не находил его. Хорошо, что он среагировал хотя бы на отсутствие прямых обязанностей в вашем «отряде»…

- Думаю, утонешь. Речные и лесные духи любят поиграть со своей добычей… - абсолютно серьезно ответил Рафаэль и подхватил тебя под руку. Ты же успела заметить удивление и быстро подавленную искру чего-то непонятного в глазах светловолосого барда. Тоже хорошо – лишние эмоции только подогревают ощущение жизни. Для Хименеса злость – спасение и спасательный круг, для Мигеля – проверка верности и привязанности. Подло – зато действенно…

- Неужели прямо так и утону? – не вырывая руки, ты – в который уже раз! – по-матерински погладила мальчишку по голове. Ладонь встретила ужасно спутавшиеся, жесткие волосы, и тут же в очередной раз сердце облилось кровью, оставив в душе щемящую жалость.

- Посмотрим… Речка где-то недалеко. Слышишь? - угрюмо бросил Рафаэль, потянув тебя в сторону лесочка, по кромке которого вы и шли вот уже несколько часов. Ты слегка придержала дыхание, действительно услышав бьющийся на грани сознания пульс воды. Не лучше ли было бы позвать Мигеля и устроить привал поближе? А, черт с ним.

Берег лесной речушки оказался на удивление пологим, спуститься удалось без каких-либо приключений. Прохладная вода приятно холодила разгоряченные ноги, а руки сами сжались на обложке так и оставшейся с тобой книги о Федерико Гарсиа Лорке – как долго ты стояла точно так же дома! С одним уточнением – дома было озеро, а здесь…

Силой воли вернуть себя в реальность, убрать книгу в сумку, принять у Рафаэля пустые фляги, убедиться, что мальчишка пошел дальше, осторожно достать обычную бутылочку из-под «Аква Минерале», набрать как можно больше воды…

- Ох, святая ж Габриэль! – от души сплюнул Рафаэль, оступившись на одном из многочисленных камней. За то время, пока ты строила из себя великого конспиратора, он успел добраться почти до середины речушки – причем с улыбкой встречая каждую «волну» брызг, разбивающихся о каменные выступы. Это был его уголок счастья, и ты не имела права нарушать его уединение.

Аккуратно выйдя обратно на берег и наскоро нацепив на мокрые ноги башмачки, ты как можно тише рванула к лесу. Оставаться вместе с нашедшим свою радость мальчишкой не стоило, однако решала вновь не ты – Рафаэль услышал и обернулся.

Он рад, он счастлив, он ликует от вновь обретенного чувства свободы и жизни – но зачем ему ты? Замена сестры? Замена бросившей матери? А, к черту такие мысли!

Ноги скользят по камням, юбка абсолютно промокла даже выше колен, но ты упрямо идешь – потому что в голосе мальчика больше нет апатии. В нем бьется восторг – и это действительно прекрасно. И это надо поддержать.

- Не упади, - парень схватил тебя за руку и помог утвердиться на одном из каменных выступов. Очередная волна окатила тебя брызгами уже с головы до ног, но ты смеялась – смеялась неистово, громко, как еще никогда раньше. Это было всепоглощающее чувство счастья, впервые с того самого безумного дня, когда ты очнулась в Хиспанье, целиком поглотившее тебя – и оно все не хотело тебя отпускать. Вокруг не было ничего необычного – река, лес, небольшая полянка, птицы и деревья – но почему-то эти темные, скользкие камни поддерживали не только твое тело, но и твой дух, не позволяя ему впадать в темноту депрессии. Смерть в те минуты казалась очень далекой сказкой, мифом, слухом, пущенным теми, кто разочаровался в жизни.

Удивительно глубокое небо радует глаз любимыми оттенками голубого цвета, а вспыхнувшая мгновением позже радуга заставляет задержать дыхание от восторга.

А радуга все угасает, и уже не кажется столь непреложным законом, что это всего лишь водяные капли, в которых преломляется солнечный свет. Здесь, в таинственной и необычной для человека из двадцать первого века Хиспанье, это были именно Врата. Врата в иные, неизведанные и подчас манящие романтиков и мечтателей миры…

Очередная волна смыла непрошеное видение, и ты снова рассмеялась – Рафаэль уже успел соскочить с камня на дно, оказавшееся песчаным, и теперь брел против течения. Как ему удавалось противостоять этому немалому потоку, оставалось загадкой, но радость от того, что кто-то может ощущать всепоглощающее чувство полета вопреки смерти и боли, грело сердце лучше любого небесного светила.

- Оксана Пантелеймонова, - послышался сзади довольный голос Мигеля, - я требую вернуться на безопасный берег. В противном случае мне придется перенести вас на руках!

Значит, радуга все-таки не примерещилась - она даже сквозь странные видения передала Мигелито все испытанные тобой эмоции…

- Мигель де Хеско-и-Сольеро, - торжественно и даже с вызовом крикнула ты, и неизвестно откуда взявшееся эхо, возможно, звучащее лишь в твоих ушах, вознесло твой же голос к самому небесному куполу, в эту минуту очистившемуся от туч. - Боюсь, вам придется исполнить свою угрозу, ибо настоящие дамы из высших слоев общества Хиспаньи просто так по камням не прыгают!

- Значит, - вынес вердикт бард, откладывая гитару и ножны с кинжалом в сторону, - служанка королевы слишком знатна, чтобы бродить по стране? Или она не желает замочить ножки? А может, она просто боится речных духов из старой песни?

- Как вы правы, мой сеньор! – продолжая игру, ты стала перепрыгивать с камня на камень, постепенно отдаляясь от уже вошедшего в поток Мигеля. – Духи из песни, что вы пели мне на прошлой неделе, вызывают у меня непреодолимый страх, не позволяющий сделать и шага!

- Видимо, они играют в свои игры, потому что речные камни почему-то постоянно движутся под вашими ступнями, моя сеньорита! – по-прежнему с торжеством откликнулся менестрель, в два прыжка оказываясь недалеко от тебя. Бежать больше не хотелось, да и веселье почему-то захватило с головой…

- Ах, сеньор, спасите же заблудшую душу! Никакими словами не передать, как мне страшно оказаться во власти духов! – завершила ты маскарад – и тут же оказалась в объятиях молодого человека. Никакая твоя конспирация не могла длиться и далее, поэтому над речкой раздался громкий смех.

Мигель держал крепко, не позволяя упасть, и это было настолько приятно и необычно, что хотелось навсегда так и остаться – без бед, без горестей, без перемен…

- Я хочу, чтобы даже смерть преклонила колени перед истинной любовью, - прошептала ты, доверчиво прижавшись щекой к груди молодого человека, и тут же почувствовала, что его сердце забилось чуть чаще.

- Я хотел сказать то же самое, - тихонько наклонившись к твоему уху, ответил Мигель, и в эту минуту исчезло все – даже плеск бегущей воды, даже шелест листьев…

Ты с трудом открываешь глаза и видишь над собой зеленую бездну. Как и в первый день…

- Да как вы вернулись с Рафаэлем с реки, так и заснули. Оба причем. Я один тут за всех по хозяйству хлопочу… Рыбу хочешь?

Полумрак импровизированного убежища, устроенного под дубом, начинает немного исчезать, и сознание отказывается рисовать линию между сном и явью. Что было правдой – встреча на реке или радуга? А может, духи все-таки существуют – и они действительно решили поиграть с нежданными путниками?

- Расскажи мне, что было. Мне что-то снилось, и теперь в голове все перемешалось, - призналась ты, с трудом поднимаясь на локтях.

Настил из травы и листьев заменяет тебе кровать, вместо постельного белья – расстеленный плащ, а вместо любимого Гарсиа Лорки – сеньор Карлос де Медина. Мигелито однажды увидел фотографию на обложке книги и с удивлением уточнил, откуда у тебя деньги на приобретение книги «сеньора Карлоса», после чего признал, что никогда не видел такого «ровного почерка». Тогда пришлось все превратить в шутку, ведь парень до сих пор был уверен в твоей хоть и странности, но принадлежности к их миру.

- Ты сказала, что надо найти место для убежища, Рафаэль попросился с тобой на поиски родника, а я остался сооружать сие жилище, - Мигель с немного самодовольной улыбкой обвел взглядом свое «детище». Правда, когда он наконец-то вернулся к прерванной теме, голос его слегка звенел от неплохо сдерживаемой обиды. – А когда вы оба вернулись, сразу же заснули. Большего не знаю. Что уж с вами там произошло – это ваши тайны…

Значит, духи все-таки существуют. Ну не могла тебе привидеться радуга, не мог Мигелито так жарко тебя целовать!.. Это только в сказках девушки в самом начале своего пути находят свою истинную любовь, а это реальность – твоя ненавистная реальность… Просто ты впустила в свое сердце романтическую натуру ветреного барда, вот твое сознание в очередной раз и выкинуло трюк…

Где-то сзади что-то зашуршало, и тут же в поле зрения попал потиравший щеку Рафаэль. Мальчишка что-то бормотал про дрянную погоду и плохое самочувствие – но хотя бы не молчал, переживая свое горе. Возможно, странная река тебе и привиделась, но у мальчика в душе тоже что-то перевернулось. Может, это духи показали выход из этого нетрудного, но темного лабиринта чувств?

- Дождь кончился? – вместо придуманной на ходу темы для разговора с губ сорвался такой вот вопрос. Мигелито улыбнулся и отвел в сторону странную непромокаемую ткань, которую носил в сумке. Ткань эта часто заменяла вам просмоленную парусину, и за догадливость менестрелю из Сан-Фернандо стоило поставить памятник – дожди в восточной части Хиспаньи были далеко не редкостью…

Ты поднялась на ноги, прошлась по слабо освещенной свечкой «лачуге» и выглянула наружу. Природа свое уже высказала, оставив на раздавшейся в стороны тропинке, которую вы называли дорогой, огромные лужи и кусочки размякшей глины. Небо все еще было хмурым и недружелюбным, однако на горизонте тучи стали уже расходиться – по крайней мере, был виден персиковый пух дальнего облака.

Совсем недалеко – на первый взгляд – гордо висела туча, похожая на амура с морской раковиной в руках. Небесный купидон торжественно дул в эту раковину, и где-то на задворках сознания действительно слышался какой-то звонкий гул, постепенно обретающий облик щебета некоей лесной певуньи. Красота и праздность были будто разлиты в воздухе, и хотелось улыбнуться этой последождевой легкости… А рядом с вестником любви красовался неведомый небесный волк, задравший морду к таинственной звездной луне, и чуть дальше тянулась к горизонту целая стая облачных журавлей.

- Красиво, не правда ли? – тихо спросил вышедший вслед за тобой Мигель, ненароком коснувшись твоего запястья. Это могло быть знаком – а могло быть шуткой воспаленного воображения, и пока что две эти возможности сошлись в битве, идущей с попеременным успехом.

Молчание грозило затянуться, однако почему-то совсем не хотелось нарушать эту хрустальную тишину ничего не значащими словами, а дыхание вновь перехватило от восторга – в ту минуту мир казался прекрасным, и пугающая реальность больше не страшила, а скорее манила к себе. Так зазывают в гости полезного компаньона…

Сравнение даже в твоем сознании не удалось, и на губах появилась робкая улыбка. Мигелито принял это на свой счет и тут же завладел твоей рукой. Кровь явно прилила к твоему лицу – может, это и не было особо видно в царящем в природе полумраке, но пылающие щеки вряд ли тебя красили.

Раздавшееся сзади тактичное покашливание освободило от перспективы оправдываться, за что ты Рафаэлю была искренне благодарна. Мальчишка, возможно, еще и сам не понимал, в какую компанию он попал волею судьбы, но вечно оставаться в неведении он не может. И все же существуют проклятые духи или нет? И что же произошло на речке?

- Как насчет поесть? – невинно поинтересовался Хименес, и ты незаметно с облегчением перевела дух – от былой угрюмости почти ничего не осталось, перед тобой мялся удачливый карманник, которому посчастливилось найти неудачную жертву.

- Спасибо, конечно, за заботу, - не удержалась ты и тут же прикусила язык, - но за подобным обращаться сегодня к Мигелю. Он у нас сегодня в амплуа Красавицы Ульрики¹…

- Благодарю за столь лестное, а главное, своевременное предложение, - улыбнулся тебе Мигель, срывая с нижней ветки дуба листик и начиная вертеть его в руках. – Однако Красавица Ульрика у меня не получится хотя бы за неимением… ну, длинной косы!

- В таком случае мы все останемся сегодня голодными, потому что из меня Ульрика не получается еще больше – я рыжая!

- А что у нас на ужин? – как ни в чем ни бывало полюбопытствовал Рафаэль, прекращая заведомо проигранный тобой спор о неизвестных тебе героях и легендах.

- Рыба, - ответили вы в один голос с Мигелем и, переглянувшись, разразились счастливым смехом.

¹ Героиня распространенной детской сказки о судомойке, мачеха и сводные сестры которой всячески мешали ей встречаться с влюбленным герцогом. Положение спасали демоны Вечера, которым Ульрика продала душу, - они сводили возлюбленных в таинственном лабиринте в недрах горы Фравэт, и доселе считающейся святыней вечной любви.

- Дорис, отойди от окна! – послышался недовольный женский голос, и тут же дверь распахнулась. Из глубины дома пахнуло чем-то неимоверно вкусным – и в животе немилосердно заурчало. Это было более чем глупо, однако как начать разговор, ты не знала. Возвышавшаяся перед вами полная темноволосая женщина в заляпанном переднике молча оперлась о косяк, хмуро разглядывая непрошеных гостей. Положение спас Мигель – его гитара быстро завладела вниманием то ли хозяйки, то ли старшей кухарки, от чего лицо ее потеряло свою неприветливость.

- Барды, что ли? Мы ждали вас только завтра к вечеру, - буркнула женщина, чуть отходя внутрь, чтобы пропустить и вас. Наверняка ваш голодный вид ее озадачил, но, судя по всему, она была достаточно умна, чтобы не задавать лишних вопросов.

Очутившись в жаркой кухне, ты тут же растеклась малиновым вареньем – столько вкуснейших запахов еще ни разу так сильно не дразнили. То тут, то там слышались звон посуды и бульканье еды в кастрюлях и чанах, и от этого становилось только хуже. А очередная ложь больно давила на сердце – выдавать себя за кого-то другого ты все еще не полюбила.

- Еще рано, в трактире почти никого нет, а вот часа через два будет не протолкнуться, - доложила кухарка, жестом успокаивая напрягшегося поваренка. – Вот тогда-то и выйдете. Голодные, небось?

От этого дружелюбного тона почему-то вдоль позвоночника пробежал холодок, к которому добавился отвратительный страх – раз увидев жадные глаза Рафаэля, готового украсть все, что не прибито, ты приготовилась к худшему.

- Честно говоря, сеньора, - осторожно произнес Мигель, занимая такое положение, чтобы закрыть тебя в случае опасности или вытолкнуть тебя же из здания, если дело запахнет керосином, - мы, видимо, не те, за кого вы нас приняли. Мы просто идем в Мадирито на заработки – а ждете вы, кажется, не нас.

Женщина мигом растеряла свое дружелюбие, вновь окатив вас хмурым взглядом и сложив руки на огромной груди. Интересно, идущие на заработки в столицу девушки хотя бы теоретически носят серебряные кольца с драгоценными камнями?..

Молчание становилось нестерпимым. С одной стороны, терять вам было нечего – ни денег, ни еды у вас не было уже больше суток. С другой, конечно, не хотелось терять этот призрачный шанс поесть и отдохнуть…

- Деньги есть? – мрачно поинтересовалась кухарка, поправляя передник и отбрасывая назад лезущие в глаза неопрятные темные волосы. Уловив выражение ваших лиц, она ухмыльнулась. – Значит, заработаете. Все равно настоящие барды только завтра вечером будут. А сегодня работать будете вы.

Хорошее решение, очень хорошее, да только на голодный желудок песни не особо поются. Да и у Мигелито десятиструнная гитара, а ты умеешь играть только на шестиструнке… к тому же танцевать лучше с умелым партнером… Рафаэль же вообще неизвестно в чем хорош, он явно не годится в опытные танцоры!..

- Благодарю сеньору. Вы привнесли в наш быт давно утраченную радость, - тихо ответил де Хеско, почтительно поклонившись женщине. Та скривила уголки губ и от подобной лести слегка покраснела – хотя это и казалось невозможным.

- Хороша у тебя невеста, - мягко произнесла она, кивнув на тебя – и тут уже пришла твоя очередь запунцоветь до корней волос.

- Хороша, - хмыкнул подлец, честно глядя на кухарку зелеными глазками. – Простите, сеньора, а где мы сможем переночевать и где сейчас можно отдохнуть?

Женщина покровительственно похлопала парня по плечу, еще раз окатила тебя одобряющим взглядом и жестом подозвала робкую, похожую на маленького мышонка девочку.

- Дорис, хватит бездельничать. Вот, пойди проводи этих ребят в свободные комнаты.

- На третьем этаже? – несмело уточнила названная Дорис, теребя в руках кончик передника, явно маленького. Славная девчушка, они бы с Рафаэлем поладили. Если бы не проклятые тайны.

- Ну если есть две свободные комнаты на третьем этаже – значит, туда и отведи! – немедленно рассвирепев, рявкнула кухарка.

- А если спросит хозяин? – почти испуганно прошептала Дорис, поднимая на управительницу огромные светло-голубые глазищи. Действительно красивая девочка, а потом и вовсе красавицей станет – однако на кухне ей не место.

Женщина поджала губы и мигом остыла. Похоже, в ее владениях уже привыкли и к ее вспыльчивости, и к ее отходчивости, и к ее покровительству, потому что Дорис с облегчением вздохнула и выпустила передник из пальчиков. Ты отметила, что она держится несколько замкнуто, не глядя на нежданных гостей и по большей части разглядывая носки собственных стертых башмачков.

- Спросит – скажи, что это барды, пришедшие чуть раньше, - приняла решение кухарка, после чего переключилась на подвернувшегося под руку суетящегося поваренка. Командный вопль полностью скрыл тихое покорное бормотание вновь опустившей глаза к полу девочки, которая тут же нерешительно повернулась к вам.

Кухня, по-прежнему манящая вкусными запахами и будоражащая бунтующий желудок, скрылась за толстенной дверью, после чего потянулись коридоры и лестницы. Постоялый двор, на который вы волею небес набрели, оказался богатым, а здание – огромным, и до своих комнат вы добрались, будучи уже порядком измотанными.

- Как размещаться будем? – поинтересовался Рафаэль, разглядывая убранство помещения. Две кровати, стол с письменными принадлежностями да большой комод – вот и все. Хотя что ты хотела – королевские покои? Впрочем, они бы тоже не помешали… хотя главное сейчас – горячая вода. – Я один не хочу.

- А ты что, темноты боишься? Могу тебя за руку подержать! – съехидничал Мигелито, кидая сумку на ближайшую к двери кровать. Ты оглянулась на Дорис – девочка все так же стояла на пороге, разглядывая трещинки у себя под ногами.

- Дорис, - мягко позвала ты и тут же закусила губу – надо было как-то объяснить малышке, что ей не место в этом вертепе, но мысль о том, что, возможно, она и не по своей воле здесь, появилась в сознании только сейчас. Кто знает, может, она здесь и задерживается только в качестве громоотвода для грозной управительницы или объекта неиссякаемых насмешек прислуги?

Испуганный голос, испуганные глаза, испуганный, загнанный образ…

- Да не бойся ты нас, мы же не кусаемся, - ты улыбнулась, как обычно улыбалась детям в детском саду или на улице. Дорис нерешительно склонила голову, прикоснувшись ладошкой к груди в районе сердца – знак, как говорил Мигель, дворцовой черни, подтверждающий право собеседника приказывать и обязанность показывающего подчиняться. Это ж до какой степени надо быть запуганной, чтобы даже незнакомцам клясться в исполнительности?! – И для начала прекращай этот балаган – мы тебе не хозяева.

- И не палачи, - заметив животный ужас в глазах девчушки, вступил менестрель. – Ты не боишься нас, мы не приказываем тебе – договорились?

Дорис покорно кивнула, снова хватаясь за передник. Явно какое-то заболевание на нервной почве – и у тебя так было, только ты теребила не одежду, а ногти или кольца.

- На, возьми, - следуя неожиданному порыву, ты скрутила со среднего пальца серебряное колечко с фиолетовым камешком и протянула девчонке. Конечно, разумнее было не дарить его, а продать и получить за это немалые – наверняка – деньги, однако своим первым побуждениям ты обычно доверяла. Раз так захотелось – значит, так и надо.

- Нет, что вы, сеньорита, не стоит! – зашептала Дорис, глядя полными страха светло-голубыми глазами на узкую полоску серебра. Подарок на день рождения от сестры – но в Хиспанье следует послушать голос сердца.

- Возьми, Дорис. У тебя, похоже, мало радости в жизни, а так хоть будешь смотреть на него и нас вспоминать…

Интересно, что она-то с ним сделает? Отдаст хозяйке? Спрячет? Продаст? Уж всяко носить не будет – куда маленькой судомойке серебро! Законы Тьерры были непреложны – знать свое место должен был каждый.

- Благодарю сеньориту за столь щедрый дар, но принять его я не могу, - неожиданно твердо и вычурно произнесла девчушка, чем поставила тебя в тупик. Правда, все разрешилось само собой – Дорис поднесла руку к горлу и вытащила на свет божий тоненькую цепочку с медным листиком. – Я всего лишь цыганка, мне не положены драгоценности. К тому же я лишь служанка сеньоры де Медина, а она для меня даже одежду находит самую старую и самую маленькую.

Де Медина? Родственница «Лорки из Хиспаньи»?! У тебя появилось насущное желание схватиться за книгу, показать девочке фотографии, узнать…

- А кто она такая, Дорис? И почему ты у нее работаешь?

- Вы знаете сеньора Карлоса де Медина? – сглотнув, поинтересовалась мгновенно меняющаяся служанка, превращаясь из запуганной мыши в грустного нахохлившегося воробья. – Это его двоюродная тетка по отцу. – Тогда интересно, какой же ее племянничек… - А попала я сюда, когда наш табор бежал от кочевников Запада. У меня котенок убежал, я его искать пошла, а тут попалась на глаза местным мальчишкам. Те смеяться начали – ну, вы знаете, что цыган здесь очень не любят – а сеньора де Медина за меня заступилась и взяла к себе «работать»… Вот и все.

«Работать»… Она и вам предложила работать, а ну как тоже не выпустит из своих цепких объятий? Будет смеху…

- А колечко все-таки возьми, - не терпящим возражения тоном, но неуловимо сочетая в себе твердость и нежность, произнесла ты. Строить подобный голос ты научилась у первой учительницы музыки, которая всегда разговаривала с тобой, как с ребенком, однако держала в ежовых рукавицах. – Негоже нам тебя без подарка отпускать.

- А сеньоре скажи, что заработала! – встрял Мигель, доселе спокойно настраивавший гитару. Рафаэль разглядывал чернильницу и перо, однако тебе хватило и одного-единственного взгляда, чтобы понять – они не понимают твоего стремления помочь красивенькой светлой девчушке, вся заслуга которой заключалась в том, что она провела вас через лабиринт коридоров постоялого двора. Что ж, когда-то разногласия должны были появиться…

- Спасибо, сеньорита, - тихо произнесла Дорис, робко приняла кольцо, мгновенно оказавшееся в кармашке, и с поклоном открыла дверь. – Я буду молиться за вас всем богам Тьерры…

- Я тоже тебя всегда буду помнить, - немного грустно ответила ты, когда дверь неслышно закрылась.

Когда-то ты танцевала. Ради курсов фламенко сбегала с уроков, молчала при родителях, не доверяла правду даже дневнику. Юная преподавательница при виде миниатюрной рыжей девочки в черных шелковых брюках и алой рубашке всегда удивленно поднимала брови, а потом смирилась. Когда пришло время первого «испытания» – выступления на сцене – ты струсила и, почти подведя группу, отказалась – была не готова признаться в своей лжи.

Ты научилась танцевать – как и намеревалась. Ты научилась владеть своим телом – как и желала. Ты научилась лгать окружающим… что ж, тоже полезное умение, в какой-то мере.

Теперь все три эти способности спасали тебе жизнь.

- Не волнуйся, мы справимся, - жаркий шепот Мигеля вырывает тебя из размышлений, горячие пальцы прикасаются к твоим почти ледяным рукам. Он волнуется гораздо больше, чем ты – не за себя, за тебя! В себе он, как всегда, уверен – возможно, даже слишком – а вот ты… ты выглядишь хрупкой и слабой, Оксаночка. Всегда выглядела. И была.

- Конечно, Мигелито, - отводишь за ухо непослушную прядь волос и, повинуясь внезапному порыву, шутливо дотрагиваешься до кончика носа зеленоглазого барда. Тихий смех возвращает ему хотя бы подобие спокойствия, и это более чем хорошо. – Платье непривычное.

Молодой человек усмехается, в его глазах по-прежнему пляшут искры.

- Здесь, увы, нет таблао¹. Справишься босиком?

- Я же не спрашиваю тебя, сможешь ли ты исполнить коплу²…

- Пойдем, моя байлаора³. Публика ждет нас. А публику ждет угощение и выпивка от сеньоры де Медина.

Весть о неожиданных гостях «Звездной россыпи» распространилась по деревушке быстро, а известие, что сеньора хозяйка этого постоялого двора устраивает праздник на главной площади – и того быстрее. Посетители с удовольствием перебрались из душного помещения в теплый вечер за умело сколоченные столы, где поварята споро раскладывали приборы и расставляли подносы. На входах на площадь стояло несколько ребят постарше – в их обязанности входило взять с каждого проходящего по шестнадцать сентимо. Рафаэль, дабы делать хоть что-нибудь, помогал почтенным старейшинам добраться до отведенных им мест.

В разношерстной толпе тебе почудились какие-то люди с гитарами, но Мигель уже пошел к центру площади – как и договаривались, поэтому тебе пришлось направиться за ним. Непривычное разноцветное платье с неизбежными оборками и воланами, которых ты так пыталась всегда избежать, приятно облегало тело – даже странно, что одежда младшей из дочерей сеньоры де Медина оказалась настолько впору…

Ожидаемое тьенто⁴ становится неожиданностью – но забываться нельзя, иначе не получится добраться до самой души каждого человека, сидящего за этими столами, не удастся почувствовать дуэнде5 – огонь, жар, жизнь… Остается надеяться, что Мигелито хороший токаор⁶, а без песни вы обойдетесь.

Не имея необходимых туфель, ты не можешь задать ритм – все поведет Мигель, энтраду⁷ пропускаешь, сразу переходя к салиде⁸. Звуки струн пронизывают каждый нерв, но душа еще пока спокойна – ты чувствуешь напряжение всех собравшихся, не прикасаясь к нему даже собственным сознанием.

Изначально бессистемная, мелодия превращается в давно знакомое фандангильо – очень вовремя, потому что стоять под этими взглядами больше нет мочи. Волнообразно поднимаешь, почти заламываешь руки… музыка на мгновение замирает, чтобы тут же разразиться яростной фальсетой, заставляющей раскрывать и закрывать «веера» движений. Босые ноги привычно перебирают ритм на составляющие, а внутри, где-то в районе сердца, постепенно разгорается неистовое пламя.

Танец? Нет, это жизнь. Это бег против течения. Это полет сквозь звезды. Звезды, которых в Тьерре гораздо больше, чем видно с Земли…

Чувственные, плавные изгибы рук, упругий, четкий ритм, слабо отбиваемый ногами, и вдруг – восторженное «¡Ola!» откуда-то справа, тренированный слух мгновенно улавливает раздвоение или даже растроение мелодии, а отовсюду слышатся хлопки и яростно-веселые вскрики. Юное, еще нерожденное чуткими пальцами токаора флорео неожиданно ясно появляется в сознании, заставляя резко остановиться и, на мгновенье замерев, поднять руки в жарких пальмас⁹.

Ты впервые в своей жизни чувствуешь это халео¹⁰, этот ритм и эту энергетику – и как же это нестерпимо прекрасно!..

Перед глазами – россыпь искр. Кто-то успел – а главное, смог – развести костер? К дьяволу такие мысли, дуэнде нужна душа! Изящная игра подолом юбки… ты никогда этому не училась, значит, смогла все-таки почувствовать огонь.

Танец? Нет, это жизнь. Это бег против течения. Это полет сквозь звезды. Это страсть, которую можно увидеть в глазах неожиданно появившегося в поле зрения Мигелито…

Темные брюки, алый пояс, белая рубашка с широкими рукавами – когда он успел переодеться? И не может он танцевать с тобой – а ты не можешь танцевать сапатеадо. Но при этом ваш совместный танец несравнимо прекраснее и ярче, твои мягкие и грациозные движения дополняют геометричные и строгие Мигеля. Нестерпимая боль рвет в клочья душу, телом движет взбесившийся демон искусства, а сердце… сердце тянется к охваченному теми же чувствами юному байлаору.

Танец? Нет, это жизнь. Это бег против течения. Это полет сквозь звезды. Это безжалостная и всепоглощающая любовь…

¹ Таблао (tablao) – сцена для исполнения фламенко.
² Копла (copla) – основная часть песни, куплет.
³ Байлаора (bailaora) – исполнительница танца фламенко.
⁴ Тьенто (tiento) – так называют первые пробные ноты или аккорды, когда перед песней кантаор настраивает свой голос, а токаор гитару.
⁵ Дуэнде (duende) – это душа исполнения фламенко, без которой это искусство становится невозможным. Это слово испанского происхождения, дословно оно переводится как «дух», «невидимка», «домовой», но применительно к искусству оно приобрело другой смысл, и могло бы быть переведено, скорее, как «чувство», «огонь» или «магия».
⁶ Токаор (tocaor) – гитарист фламенко.
⁷ Энтрада (entrada) – в танце это первые шаги или движения, которые делает байлаор на сцене перед тем, как приступить к самому танцу. Они служат для привлечения внимания и предупреждения токаора о том, что начинается танец.
⁸ Салида (salida) – начало танца.
⁹ Пальмас (palmas) – ритмичные хлопки скрещенными ладонями.
¹⁰ Халео (jaleo) – поощрение и воодушевление аудиторией исполнителей или исполнителей друг друга.
¹¹ Танцуй, Сандра! (исп.)

Пробуждение твое, надо сказать, было не из приятных. И если болящие мышцы объяснялись вчерашним праздником, а тошнота – выпитым вином, то найти причину периодически возникающей боли в сердце не представлялось возможным. Нет, разумеется, ничего непоправимого – Мигель быстро поставит тебя на ноги, но…

- Сеньор де Хеско приказал принести вам эти цветы, сеньорита.

Знакомый подрагивающий голосок, листочек на цепочке и испуганные серые глаза. Ты досчитала до восьми и приподнялась на локтях – мгновенная смерть не наступила, а значит, все еще только начинается.

Дорис держала в руках небольшой букет каких-то незнакомых тебе цветов. Впрочем, ты и в «прошлой» жизни в ботанике была не сильна – одуванчик от ромашки еще отличишь, а остальное казалось неважным.

- Сеньор де Хе?.. а, - оборвала себя ты. Мигель оставался собой даже после безумства воображения, когда вспыхивала в ночи радуга, а в искрах костра чудился танец. Сеньора де Медина позволила вам сделать только по паре глотков не самого вкусного вина и съесть что-то небольшое, но довольно сытное – ровно во столько она оценила вашу вчерашнюю работу, - так что все твои видения о страсти и звездах можно было списать на помутнение рассудка от голода.

- Еще он просил передать, что забрал с собой сеньора Хименеса и вернется очень скоро. Он просил вас их подождать.

Как благодарить ребенка, взятого на попечение и живущего на правах не очень приятного, но относительно нужного существа? Девочке не больше двенадцати, а она обречена всю свою жизнь отплачивать за проявленную к ней доброту. Какая чудовищная несправедливость… но взять ее с собой нельзя – там, где Рафаэль стиснет зубы и упрямо пойдет вперед, Дорис упадет. Проклятье, как же несправедлива даже эта нереальность!

Девочка не поднимает глаз и теребит сжавшие букетик пальцы – ну в точности как та твоя одноклассница, когда-то бывшая тебе лучшей подругой. Столько лет прошло, а в памяти остаются эти ничего не меняющие детали.

Хозяйке уже донесли, что устроившие вчера фиесту гости сегодня собираются продолжить путь в столицу. Нравиться ей это не может по определению – такие постояльцы, если умело играть на их желании заработать, будут приносить немалый доход постоялому двору, а задержать трех юнцов, идущих на заработки, в теплых помещениях со вкусной едой не составляет труда. Расчет сеньоры вроде бы очевиден, но на что она готова ради достижения такой цели? И поставила ли она ее?

Ты села поудобнее, прислонилась спиной к стенке и с удивлением поняла, что на плечах твоих не ставший уже привычным плащ, а легкая темно-коричневая сорочка. Память не сохранила того, откуда ты ее достала, но ведь ткань вполне реальна. Хозяйка? Мигель похлопотал? С него бы, паршивца, сталось.

Девочка послушно подбежала к столику и, с величайшей осторожностью положив рассыпающийся на глазах букет, схватила кувшин, которого еще вчера определенно не было – впрочем, отделять настоящее прошлое от прошлого ненастоящего становилось все труднее.

Вода показалась обжигающе холодной, но это было даже приятно. Сознание твое все еще плясало среди костров той ночи, взгляд оставался в фокусе лишь на короткие промежутки времени, а легкая улыбка явно не сходила с твоих губ – по крайней мере, Дорис как будто в ответ тебе робко улыбнулась и поставила кувшин на место.

Куда их могло потащить? Чертей в Тьерре не боялись, их вообще, кажется, не было, но ты была как никогда близка к тому, чтобы помянуть их. Вам следовало бы отправляться затемно, и желательно – взяв как можно больше провизии, чтобы не останавливаться понапрасну, но тут твои размышления окончательно сбились: тело, давно не получавшее сильных физических нагрузок, безжалостно ныло от долгого пешего перехода. Вчерашняя фиеста, помимо всего прочего, еще и надежно разбила тебе правую ступню рядом с большим пальцем, а вдали от цивилизации и всяческих обеззараживающих средств это могло стать серьезной проблемой.

Разговор, пусть и не походивший на допрос, по сути своей им и становился. Если девчонка ответит обычными словами здешних слуг, то можно и не продолжать.

- Если сеньорита позволит, - Дорис нерешительно подняла светлые глазищи, - мне показалось, что они вышли за ворота, постояли немного, а потом вернулись и поднялись к себе в комнату. Сразу после этого я зашла к вам.

Становилось все интереснее и интереснее. Такая конспирация была бы в духе Рафаэля, но не Мигеля, хотя зачем мальчишке таиться и устраивать из разговора тет-а-тет представление, было непонятно. Еще более непонятным было стремление обоих к искренним беседам, учитывая, что в их разношерстной компании на чужие тайны не посягали. Да и, в конце концов, в помещении их могут подслушать даже те же слуги.

Хотя… а что, если Рафаэль нашел что-то, что посчитал доказательством твоей нереальности? Что-то, что дало ему повод усомниться в правдивости твоей истории?

Тебя охватило беспокойство. Нет, ничего страшного, вы все тут не полностью искренны друг с другом, но почему-то стало холодно от одной мысли, что кто-то из них может от тебя из-за этого отвернуться. Эти двое уже казались твоими, родными, любимыми и неотъемлемыми существами. Потерять кого-то из них из-за невозможности сказать правду было бы невыносимо.

- Спасибо тебе, солнышко, - со всей возможной теплотой произнесла ты, хотя кровь стыла в жилах. – Можешь идти.

Девочка неловко изобразила поклон и шмыгнула за дверь, прикрыв ее настолько бесшумно, что ты в первый момент даже не поняла, куда она исчезла.

Подслушивать ты никогда не любила. В детстве ты попалась единожды и получила не самый жесткий выговор, но с тех пор предпочитала узнавать все нужные разговоры в пересказе. Однако сейчас вопросы выдали бы твое беспокойство, а это могло бы возбудить подозрения. Узнать о содержании их беседы казалось необходимым, ведь из-за этого нужно было корректировать манеру поведения, но тогда тебе предстоит подслушивать за друзьями. Впрочем, выбора как такового все равно не было.

Босыми ногами по теплому дереву – приятно. Накинуть на сорочку плащ, пробраться в коридор, осмотреться – все быстро и просто. Соседняя дверь прикрыта, видимых щелей нет, но это же обычный постоялый двор, а не банковский сейф: голоса различить можно, и ладно.

- Цветы, одежда, танцы, взгляды – ты любишь ее!

- Это не важно, - голос Мигеля спокоен и отстранен – при тебе он так никогда не говорил.

- Важно! – Рафаэль злится, он определенно злится. – Важно, потому что она тебя не любит!

- Она меня любит, слышишь? Ты не был с нами на реке, не видел того, что мы видели!

Мигель явно провел пальцами по струнам. Ты любила этот его жест – он гладил свою гитару с такой неизъяснимой нежностью, что порой сжималось сердце.

- Да! Она меня целовала, она мне говорила о любви! Отступись от нее, слышишь?

- Ты там еще, наверное, святую Габриэль помянул, да?

- Да, наверное. Я мог споткнуться, а в нашей семье чтили святую Габриэль.

- А ты разве не знал, маленький принц, что речные духи – дети именно этой святой? – Какая насмешка, с тобой он бы вряд ли так резко разговаривал. - Или что они свою мать обожают? Или что из семи святых именно Габриэль покровительствует снам? Или что духи рек, начиная играть с кем-то, показывают им то, что они желают увидеть?

Ты прислонилась лбом к двери, стараясь воссоздать в памяти те видения, что посетили тебя у речки. Радуга, смех, погоня. Мигель и вправду целовал тебя там, на тех камнях, а Рафаэль исчез. Исчез, когда ты услышала голос де Хеско. Значит, это не правда, это всего лишь сон, это все не так!..

- Любовь нужно заслужить, - голос Мигеля вновь тих и почти равнодушен. – Заслужить, а не придумать. Она любит нас обоих, ведь мы ей помогаем, мы рядом с ней. А вот наше к ней отношение может быть любым, пока оно известно только нам. Сделать ей приятное в наших силах, ведь она попала в беду, в серьезную беду.

- Ты врешь. Она любит, вот увидишь. Я еще сделаю ее счастливой.

Ты тихонько вздохнула и вернулась в свою комнату. В четырнадцать лет так хочется верить, что жизнь наладится, стоит только найти нужного человека. Лишь бы этот ребенок не наделал необдуманных глупостей, Господи, лишь бы ему не было потом слишком больно.

- Вчерашний праздник понравился даже господину алькальду, а это редкость. Он настоятельно просил меня передать вам его приглашение. Сегодня на закате он желает, чтобы подобная фиеста была устроена еще раз.

Мигель улыбался самым светским образом, пока ты думала, куда девать руки, и чувствовала себя глупее, чем когда бы то ни было.

- Мы очень благодарны сеньору алькальду, но моей спутнице понадобятся туфли и новое платье, поэтому мы хотели бы попросить у вас заработанные вчера нами девять песет.

- Как, Эрмен, ты все еще не заплатила этим миленьким ребяткам? – пропел хозяин «Звездной россыпи», сидящий у окна в глубоком кресле. Взгляд его почти бесцветных глаз был неприятным, от него хотелось бежать и смыть воспоминания о нем хотя бы с лица. Чужие мысли не были для тебя открытой книгой, но почему-то тебя не покидало ощущение, что в уме этот грузный, одрябший и отчаянно некрасивый мужчина уже не только высчитал выгоду от продажи вас в рабство, но и даже нашел покупателя.

- Нет, милый, я хотела заплатить им позже все и сразу, - с такой же притворной слащавостью ответила сеньора. Значит, она все же хозяйка, а не кухарка, как ты сначала подумала. Поэтому-то она так спокойно отдавала еду со своих кухонь.

- Этим миленьким ребяткам нужно хорошенько подготовиться к сегодняшнему вечеру, ведь в доме господина алькальда, говорят, сейчас гостит одна из фрейлин королевы…

Ты бросила тревожный взгляд на Мигеля, но тот все так же безмятежно улыбался – и оставалось лишь удивляться, откуда у него столько манер и выдержки.

- Благодарю вас. Мы оставим вам одну песету за ваше гостеприимство. Уверен, моя спутница, перекусив и отдохнув, сможет порадовать госпожу фрейлину настоящим фламенко.

Каков мерзавец, с восхищением подумала ты – знает, на что давить и как вить из этих торгашей веревки. И где только нахватался? Хотя он же менестрель, ему по роду занятий вроде бы положено…

- Разумеется, - расплылся в улыбке хозяин, став еще более неприятным. – Эрменгарда, душа моя, распорядись, пожалуйста, о горячей воде, еде и вине. У тебя замечательное вино.

- Спасибо, милый, - сеньора де Медина в последний раз приторно улыбнулась мужу и величаво выплыла из комнаты, дав вам знак следовать за ней.

Первым вышел непривычно тихий Рафаэль – он все еще не смотрел по сторонам, хотя перспектива получить на руки такое количество денег и должна была греть ему душу. Следом за ним, слегка склонив голову в поклоне, за дверь прошествовал Мигелито. От него просто-таки веяло уверенностью и спокойствием, так что и ты более-менее сумела утихомирить свою тревогу. Однако хозяин постоялого двора просто так останавливаться не желал:

- У вас прекрасные волосы, дорогуша, - пропел он, сделав какой-то неопределенный жест, призванный, наверное, показать свое к тебе расположение. – У одной моей служанки были такие же. У нее были очень мягкие руки.

Ты почувствовала, как сердце сжимается в страхе от этого «были», и поспешила присесть в вежливом подобии реверанса.

- Благодарю вас, сеньор. Если позволите, я пойду.

- Конечно, дорогуша. Желаю вам удачи на сегодняшнем празднике.

Довольно быстро остывающая, но все еще весьма горячая вода была как нельзя кстати – как, впрочем, и мыло, слегка потрепанное полотенце и даже отливающее зеленью зеркало. Было в этом что-то загадочное и умиротворяющее – разглядывать в мутных глубинах свою потемневшую от воды шевелюру и обведенные бледными кругами лесные глаза. Волосы и сейчас вились, хотя Мигель однажды сказал, что по-настоящему кудрявыми могут быть только духи огня…

Замотавшись в полотенце и незаметно прошмыгнув в свою комнату, ты почти без сил рухнула на кровать. Усталость давала о себе знать все громче и все настойчивее, а рассеченная кожа на ступне отдавалась жжением при каждом шаге, и оставалось только надеяться, что де Хеско знает средства и от этого.

- Мы тут посовещались и выбрали тебе вот это платье, - с порога начал Мигелито, настежь распахнув дверь, но, заметив твою «одежду», ойкнул и поспешил отвернуться. Рафаэль же, гордо неся на вытянутых руках нечто оранжево-желтое и не сразу поняв удивление менестреля, просто застыл, не в силах отвести от тебя взгляд, пока ты судорожно пыталась натянуть на себя одеяло. Влажное полотенце, хоть и скрывало тебя по самые колени, не могло закрыть плечи, а на левом с момента твоего появления в Тьерре красовался длинный и широкий шрам. Откуда он взялся, ты не знала, но выглядел он, будто тебя сшили по почти прямой линии от плеча до локтя.

- Фаэлито, поставь челюсть на место, Мигель, можешь поворачиваться, - скомандовала ты, замотавшись в одеяло чуть ли не по самый нос и почувствовав, что теперь тебя тянет на смех. Видимо, усталость взяла свое и ты уснула, а потому и шагов их на лестнице не услышала.

- Прости, что разбудили, Сандра, - пробормотал Рафаэль, - мы просто хотели тебя поскорее обрадовать.

Он протянул тебе то, что держал в руках, но потом понял, что это не лучшая идея, и просто развернул платье, держа его на весу. Твоему взгляду предстало безумство легчайшего шелка и десятки разноцветных и почти беспорядочно сшитых острых «клинышек» ткани. Наряд казался невесомым и очень, очень красивым – такие ты видела разве только на картинках, но никак не на действующих байлаорах твоего мира.

- Оно же, наверное, безумно дорогое… - прошептала ты, понимая, что глаза твои сияют почти безграничным счастьем. Во взгляде же Рафаэля растерянность и вина быстро сменялись гордостью.

- Может быть, - усмехнулся Мигелито, кладя какую-то коробку на стол и присаживаясь на самый краешек твоей кровати. – Мы не посмотрели, если честно. Этот пострел его украл до того, как я успел спросить.

Удивление и легкое возмущение, должно быть, очень ярко отразились на твоем лице, потому что менестрель рассмеялся и самым нахальным образом неожиданно нажал тебе на нос.

- Мы бы его купили, если б у нас было побольше денег, но сеньора де Медина была столь любезна, что вычла из нашей выручки еще две песеты за проживание…

- Я хотел сделать тебе приятное, Сандра, - с легким подобием отчаяния в голосе воскликнул мальчишка, и ты не смогла сдержать улыбку.

- Спасибо вам. Это действительно прекрасный подарок. А что в коробке?

Любопытство всегда было твоей чертой, просто обычно ты его успешно прятала и подавляла. Сейчас повода скрытничать не было.

- Обещанные туфли, моя сеньорита, - усмехнулся Мигель и одним движением сорвал картонную крышку.

Как назывались туфли для байле фламенко, ты уже не помнила, но если в мире существовала самая подходящая для танца обувь, то это определенно была именно она. В ней, казалось, не было ни одного недостатка – каблук, задник, носок, даже с размером, похоже, эти воришки угадали.

- Это просто потрясающе, - ты все еще не верила своим глазам. – Их вы тоже украли?

- Каемся, грешны, - рассмеялся Мигелито. – Это была идея Рафаэля, но теперь и я ее поддерживаю. Так у нас будут деньги, чтобы заплатить пошлину на въезде в Мадирито.

Ты немного нерешительно придвинулась к расстеленному на кровати платью и провела по нему ладонью. Ткань оказалась и впрямь очень тонкой, но даже на ощупь чувствовалось, что она прочна – откуда в захудалой деревушке такие вещи и что будет чувствовать продавец, хватившись пропажи, не хотелось даже думать.

- Погодите, - ты подивилась, почему такая простая мысль не пришла тебе в голову раньше. – А если те, у кого вы украли это, будут на сегодняшнем празднике? Что, если они узнают свои вещи?

- Ты знала, что Фаэлито не только неплохой карманник, но еще и невероятный плут? На сегодняшнюю фиесту тот торговец не пойдет, потому что наш маленький принц однажды украл у меня сонную настойку, которую и пустил в дело.

Ты вновь не удержалась от улыбки и, следуя внезапному порыву, чмокнула Мигелито в щеку, после чего повернулась к Рафаэлю и взглядом подозвала его поближе. Мальчишка запунцовел, но тебе уже море было по колено – поцелуй в лоб получился каким-то почти материнским, но, видимо, это было уже совершенно не важно.

Народ постепенно расходился, им уже было мало дела до полуживой от усталости байлаоры. Ты сидела на дальней лавочке, боясь пошевелиться, но слуги сеньоры Эрменгарды уже крутились поблизости с явным намерением то ли убить тебя, то ли просто согнать с насиженного места, хотя одно в данном случае было вполне равно второму.

Мигель ободряюще прикоснулся к твоей руке и наверняка задумчиво нахмурился – голову ты не поднимала, потому что любое движение казалось самоубийством чистой воды. Пара минут, проведенных в молчании, не показались вечностью только потому, что в какой-то момент рядом появился Рафаэль. Мальчишка так грозно хлюпал носом и всячески подтверждал подхваченную простуду, что в тебе все же шевельнулась какая-то теплая жалость – впрочем, после сильнейшей встряски, после сегодняшнего халео все твои чувства, должно быть, стали слишком тягучими и слабыми.

Ты не успела уловить мгновение, когда Мигелито бесцеремонно подхватил тебя на руки, но вот мигом вспыхнувший взгляд Рафаэля пронзил тебя буквально насквозь.

- Иди спать, маленький принц, - скомандовал менестрель, несколько замысловато стараясь устроить твою голову на его плече. – Я уложу Кассандру и приду. В моем мешке у кровати найди флакон с золотистыми пилюлями, одну съешь – на тебя смотреть жалко. Только помни, что все, что ты еще в моей сумке найдешь и захочешь себе присвоить, нам может понадобиться.

В том состоянии почти полной невесомости, что ты ощущала, пока Мигель нес тебя с площади в комнату, тебя постепенно накрывало плотной завесой сна. В какой-то момент тебе показалось, что от нее ты задыхаешься, и пришлось открыть глаза, но ничего нового не происходило – все те же лестницы, все те же коридоры. Наверное, ты все-таки умудрилась задремать, потому что перед твоими глазами вдруг затрепетала мутная дымка, из которой показалось лицо мамы, - она что-то говорила и глядела с невыносимой мукой, но ни расслышать слов, ни утешить ее ты не могла.

Очнулась ты от ощущения холодной ткани на коже – Мигель со всей аккуратностью пытался устроить тебя на кровати поудобнее. Когда ты наконец поняла, что он собирается уходить, ты сделала над собой героическое усилие и все же схватила его за руку – оставаться наедине со своей усталостью больше не хотелось.

- Мы все обсудим завтра, - менестрель мягко, но вполне настойчиво высвободился и сделал шаг к двери.

- Я не могу ехать с ней, я не служанка королевы, - прошептала ты последнее, что еще могло удержать его.

Глупость, какая потрясающая глупость! Он же сейчас поймет, что ты его обманывала, что ты его использовала, что твоим словам нельзя доверять! И уйдет, он же просто уйдет! Страх придал сил, опустошенность после халео стала отступать.

Мигель чуть помедлил, сделал еще один шаг к выходу и, будто приняв какое-то важное решение, осторожно прикрыл дверь и вернулся к тебе. Ты внезапно почувствовала, что злости или растерянности в нем нет, он действительно знал, и его это устраивало.

- Ты, должно быть, не помнишь, - медленно промолвил он, присаживаясь на твою кровать, - но я нашел тебя на дороге у Сан-Фернандо. Я думал, мне показалось, но ты, наверное, и впрямь появилась из ниоткуда. Просто вот не было тебя, и вдруг есть. Как и дон Рамон, я сначала подумал о колдовстве, но ведьмы же не едят рыбу…

- Ляг рядом, - попросила ты, не зная, с чего начать. Мигелито послушался, и ты, оценив свои силы, посчитала возможным повернуться на бок и положить голову ему на плечо. Как ни странно, в этом не было ничего особо чувственного – просто так было удобнее, так ощущалось тепло и единение. – Ты прав, я появилась почти из ниоткуда. Это будет дикая и неправдоподобная история…

Ты замолчала, потому что впервые за эти несколько дней со всей определенностью поняла, как глупо будет звучать признание.

- Видишь ли, у меня есть основания подозревать, что я вас выдумала.

Слова сказаны, сейчас он рассмеется и посчитает тебя либо отъявленной лгуньей, либо сумасшедшей. Одно другого не лучше, но пусть уж лучше будет правда, чем новая ложь.

Молчание затягивалось – или, что вернее, тебе так казалось.

- Ты жила в другом мире, в своей Роси, или как ты там ее назвала, – голос Мигеля спокоен и мягок. – Потом случилось что-то, что бросило тебя на грань смерти. В этот момент здесь, в Хиспанье, кто-то попытался применить Силу Королей, но либо не умел, либо ритуал сорвался. В итоге по какой-то причине здесь появилась ты, а не кто-то другой.

Если бы ты могла, ты бы села или упала. Судорожно глотать воздух ты не стала, но руки твои дрожали точно – так, будто ты держала их в вытянутом состоянии часа полтора. Мигелито все это знал, он мог все это объяснить, он оставался рядом, когда другие бы уже десять раз сбежали!

Стоп. Если это все же выдумка, бред твоего воображения, игры твоего сознания, то и эта версия – всего лишь способ мозга объяснить нереальность происходящего…

Шепот вышел совсем тихим, но Мигелито услышал.

- Да-а… ее секрет известен только правящей династии, а вообще считается, что это вымысел. С помощью каких-то выполненных условий короли-хиспано могут воскрешать членов своей семьи, но это далеко не всегда получается. Последнее упоминание об этом датируется третьей династией, то есть лет четыреста назад.

Сил почти не было, удивление выпило последние, но даже просто лежать рядом с Мигелем было восхитительно. Еще восхитительнее было осознавать, что он по-прежнему с тобой и, по всей видимости, не исчезнет. Он верит, что жив, верит, что его реальность реальна, ведь иной он не знал и не видел.

Похоже, менестрель тоже восстановил себе хотя бы подобие былого самоощущения, потому что неожиданно усмехнулся.

Как глупо – вопросы должен бы задавать он, а спрашиваешь почему-то только ты. Для него не странно, что ты здесь оказалась, не странно, что все это происходит, ничего не странно. Но он не слеп, нет, далеко не слеп. Значит, для него эта Сила Королей действительно все объясняет. Что ж, это, по крайней мере, не ложь. Не твоя ложь.

- Я родился в Сан-Фернандо, родители мои – довольно богатые торговцы, только они очень на меня злы, - молодой человек все еще улыбался, не мог не улыбаться. – В пятнадцать они отправили меня в один городок, в котором есть высшая школа, а я безумно не хотел туда ехать. Мне казалось, что там все будет против меня – и люди, и здания, и даже дороги.

Ты вздрогнула. Все это так напоминало твои собственные рассуждения, что мысли невольно вновь возвращались к выдумкам и объяснениям.

- А потом я понял, что это было правильно, - Мигелито внезапно со смехом прижал тебя к себе – не сильно, лишь слегка, но так, что сердце твое заколотилось ближе к горлу. Глупости, какие все же глупости!.. – Я пять лет учился понимать людей, видеть их, чувствовать их, знать о них даже то, чего они сами не знают. Нас учили арифметике и иностранным языкам, а я следил за окружающими и улавливал их желания и мысли. Это было как минимум интересно, к тому же в моем распоряжении была весьма обширная библиотека, так что, в общем и целом, мои родители оказались правы, когда убедили меня ехать туда.

- Да, наверное, - задумчиво протянула ты, прикрывая глаза. Страх проходил, с ним проходило и напряжение, вновь уступая место смертельной усталости.

Новая пауза уже не казалась пугающей – вы просто думали о своем.

- Пешком нам до столицы еще дня три-четыре, - задумчиво произнес Мигель, подняв над собой руку и разглядывая ее в слабом лунном свете. – Эта фрейлина, донья Марта, может отвезти нас туда меньше чем за сутки. Если ты не знаешь, как можешь вернуться в свой мир, тебе необходимо хотя бы начать устраивать свою жизнь здесь. – Он наверняка почувствовал твое напряжение, потому что резко опустил руку и погладил тебя по плечу. – Сандра, тебя представят королеве, у тебя будет место при дворе. Весьма неплохо, учитывая, что Ее Величество любит фламенко.

- Хорошо, конечно, - ты согласилась быстрее, чем успела даже подумать о чем-то – просто с этим спокойным и вселяющим уверенность голосом можно было только соглашаться. И мгновением позже ты поняла, что если Мигелито будет рядом и дальше, то жизнь твоя в Хиспанье и впрямь может стать гораздо приятнее, чем во Франции.

- Доброй ночи, Кассандра, - Мигель как-то изловчился и, аккуратно вывернувшись из твоих слабых, сонных объятий, поднялся с кровати. Тебя тут же посетила глупейшая мысль о том, что, если вся эта реальность – лишь игра твоего воображения, то сейчас он подойдет к двери, вернется, чмокнет тебя в макушку и пойдет спать, но молодой человек лишь погладил тебя по волосам и закрыл за собой дверь.

Дуэнде, выпивший душу в танце, наконец-то накрыл тебя одеялом умиротворенного сна.

Дорогу ты почти не запомнила – фрейлина Ее Величества очень спешила предстать перед своей госпожой, а потому приказала кучеру ехать так быстро, насколько это возможно. Несколько утренних часов в карете исчезли в легкой дымке дремоты – донья Марта ехала с удобствами, и даже весьма ощутимая тряска не смогла долго удерживать тебя от провалов в беспокойный сон.

Почетную обязанность держать подушку под твоей головой доверили Рафаэлю, и иногда тебе казалось, что ты чувствуешь, как он пытается незаметно коснуться твоих волос. Чушь, конечно, этот ребенок не может не понимать, что полюбил тебя только из-за потерянной сестры.

- Сандра, дитя мое, мы прибудем с минуты на минуту, - прощебетала донья Марта, наверняка поправляя свою шляпку. Она весь прошлый вечер только этим и занималась – видимо, ей доставляло удовольствие красоваться перед кем бы то ни было, хотя дамам в пору увядания это порой до отвращения не идет.

- Да, госпожа, - ты с тяжелым вздохом подняла голову от нагретой подушки и, немного пригладив волосы, подмигнула Рафаэлю. – Что, Фаэлито, тяжело?

Мальчишка изобразил на лице возмущение и даже сделал попытку что-то возразить, но все равно было очевидно, что он устал сидеть на одном месте.

- Ой, да брось, пострел, - усмехнулся сидящий рядом Мигель. – У нее же умная голова, а умная голова всегда тяжелая.

- Сомнительной изящности комплимент, юноша, - отвлеклась от своих колец донья Марта, но ты лишь рассмеялась. – Девочка моя, в былые времена за такие комплименты дамы давали своим кавалерам пощечины.

- И избивали веером, - поддакнул Мигелито. Фрейлина Ее Величества возмущенно вздохнула, заметив ваши с Рафаэлем улыбки.

- Вы совершенно правы, донья Марта, - нахал не собирался отступать. – Приношу свои искренние извинения вам обеим.

Дородная сеньора решила сменить гнев на милость и великодушно кивнула.

- Моя милая, я надеюсь, вы примете извинения вашего жениха.

- Он ей не жених! – бешенство в голосе Рафаэля, казалось, можно было кожей почувствовать. Оставалось лишь надеяться, что донья Марта окажется не столь восприимчивой к интонациям.

- А жаль, вы прекрасно смотритесь. Вам следует об этом подумать.

Глаза Мигеля смеялись, хотя внешне он казался почти спокойным. Продолжать разговор было опасно, поэтому ты поспешила уточнить время аудиенции у королевы.

- О, я переговорю с Ее Величеством немедленно по прибытии во дворец. Ее Величество очень любит танцы, особенно эти ваши, с гитарами… - Ты почувствовала, что губы помимо твоей воли позорно растягиваются в улыбку. – Полагаю, королева захочет немедленно принять вас.

Остаток пути вы молчали, потому что через пару минут карета остановилась, чтобы донья Марта величественным движением достала из одной из своих шкатулочек какие-то бумаги и передала их через окошко стражам городских ворот. Вас пропустили без лишних вопросов – видимо, были уведомлены о прибытии фрейлины королевы, так что всю оставшуюся дорогу ты пыталась разглядеть таинственный Мадирито через приоткрытые занавески.

Город полностью соответствовал твоим представлениям о больших городах восемнадцатого столетия – брусчатка, яркая черепица, фонтаны, извилистые улочки, красивые ставни, торговцы, трактиры, нищие… При ласковом солнечном свете столица казалась приветливой и счастливой – насколько вообще город может выглядеть счастливым. С определенной долей воображения можно было бы сказать, что даже дома улыбаются своим нечаянным зрителям.

Когда в слух сквозь цокот копыт и людские разговоры ворвались отчаянный крик о помощи и грубое обещание десяти плетей, ты не поняла. Кричал ребенок, скорее всего, девочка. Ты бросила опасливый взгляд на мигом подобравшуюся донью Марту и с неожиданным удовлетворением осознала, что фрейлина Ее Величества намерена остановить карету и выйти посмотреть на творящееся безобразие – и было совершенно очевидным, что происходящее ей совершенно не нравится.

Первым на дорогу спрыгнул Рафаэль, и ты вдруг с ужасом поняла, что сейчас он бросится защищать кричащую девчонку. Она могла быть воровкой или провиниться перед кем-то важным, но Фаэлито в любом случае встал бы на ее сторону – видимо, он слишком часто страдал, когда видел, как наказывают его сестру.

К тому моменту, как ты наконец-то выбралась из кареты, грубый человек в кожаной рубахе и темно-зеленых, почти черных штанах уже заломил мальчишке руку за спину. Раздался треск разрываемой ткани. На размышления времени уже не оставалось.

Голос твой непостижимым образом перекрыл гомон улицы, заставив зевак мгновенно замолчать. Человек, уже схвативший с прилавка хлыст, резко развернулся и вперил в тебя разъяренный взгляд. Впрочем, на страх времени тоже не было.

- Остановитесь и приглядитесь. Скажите мне, кто перед вами!

В глазах мужчины метнулась растерянность. Ты намеревалась лишь отвлечь его, немного успокоить ярость, чтобы потом заставить признаться, что он просто схватил первого, кто посмел перечить ему – а в том, что Рафаэль не только словом, но и кулаками попытался отстоять свободу кричавшей девочки, ты не сомневалась ни мгновения.

Сзади и немного сбоку послышался цокот каблучков доньи Марты, в расползающейся во все стороны тишине было отчетливо слышно, как тяжело дышит Фаэлито и как всхлипывает забившаяся под прилавок виновница этого балагана.

Мужчина все так же растерянно моргал и пытался разглядеть в стоящем к нему спиной мальчишке что-либо странное – и, видимо, не мог. Зато это удалось сеньоре фрейлине.

- Святая Консепсьон! – громко прошептала она, с изумлением показывая длинным пальцем на какое-то темное пятно, видное сквозь порванную рубашку Рафаэля. Тебе показалось, что толпа сделала шаг вперед, чтобы разглядеть то, что не было видно даже тебе. – Чайка! Королевское родимое пятно!

Собравшийся народ взвыл. В первое мгновение тебе показалось, что все эти люди сейчас набросятся на вас, но это самое первое мгновение прошло, а вы все еще были живы. Среди зевак звучали какие-то восторженные выкрики о здравии и королях, а ты не могла найти в себе сил отвести взгляд от совершенно растерянного лица Рафаэля.

Рассудок вернулся к тебе, когда донья Марта присела перед мальчишкой в глубоком реверансе, дав тем самым знак всем окружающим. Толпа кланялась кто во что горазд, а ты лишь крутила головой и думала о том, что вот теперь-то ты точно сошла с ума. Впрочем, Фаэлито выглядел не лучше.

- Наконец-то вы нашлись, Ваше Высочество! – выпалила донья Марта, привычным движением поправляя шляпку и указывая на карету. – Столько долгих лет Хиспанья была в трауре, но вы живы! Мы должны немедленно сообщить об этом Ее Величеству!

Рафаэль сделал пару нерешительных шагов и глянул на тебя полными ужаса глазами. Видимо, ты смотрела на него примерно с тем же выражением, потому что он поспешил отвести взгляд и молча вскочил в карету. Фрейлина влезла следом, а ты все оглядывала толпу в поисках хоть какого-нибудь разумного существа. Разумнейшим существом оказался Мигель, который схватил тебя за руку и почти силой закинул в экипаж.

- Это же… розыгрыш, правда? – слабо спросила ты у доньи Марты, когда лошадиные копыта вновь застучали по мостовой. Гробовое молчание со стороны друзей и восторженный взгляд сеньоры не оставили твоей версии ни малейшего шанса на выживание.

- Я не смею верить своему счастью, монсеньор, - прощебетала фрейлина, доверительно кивая и прямо-таки излучая немного приторную радость. – Ваша сестра так страдала, так страдала, когда вы пропали! И вот вы нашлись, и где! Я везла вас от самой Вальдейры и даже не подозревала, кто сидит со мной в одной карете! Ваше Высочество, уж я-то знаю законы и тайны двора, мне вы могли бы раскрыться…

- Моя сестра умерла несколько дней назад, мы похоронили ее за много миль отсюда, - деревянным голосом ответил Рафаэль, и ты поежилась от этого тона.

- Что вы такое говорите, монсеньор! Да простится мне моя вольность, но я разговаривала с Ее Величеством не далее как второго дня – она была в совершеннейшем здравии и спрашивала, нет ли вестей о вас.

Ты решилась поднять взгляд на сидящего напротив Мигеля и вновь вздрогнула – он был собран и отстранен, его смешливость будто смыло нечаянной волной, а глаза его были серьезны, как никогда. От необходимости выслушивать что-либо еще более абсурдное вас избавил кучер, остановивший экипаж у витой ограды, за которой были видны белые стены и невесомые балкончики.

- Ваше Величество! – упавшая перед вами на колени девушка и впрямь плакала, но ты лишь отстраненно отметила, что такое тяжелое платье после подобных издевательств будет безнадежно испорчено. Тонкая шея, длинные каштановые волосы, карие глаза, полные слез – она кого-то поразительно напоминала, но память на лица у тебя всегда была отвратительной.

Ты не успела посчитать секунды или удары сердца, просто Рафаэль бросился на шею королеве. И в этот-то момент ты и поняла, почему лицо девушки было тебе знакомо – именно так выглядела умершая почти у вас на руках сестра Фаэлито. Ее тоже звали Консепсьон, и Мигель ворчал, что нельзя называть дочерей именем королевской династии. Близнецы? Нет, вряд ли.

Рафаэль, наверное, тоже всхлипывал, но в полной тишине за рыданиями королевы этого не было слышно. Королевы… девушки лет двадцати пяти с едва заметными темными кругами под глазами! Она выглядела младше, сильно младше своих лет и казалась невыносимо хрупкой и какой-то неправильной – будто взгляд на ней надолго остановиться не мог, хотя ты давно привыкла разглядывать лица.

В зал вбегали все новые люди, кто-то что-то кричал и приказывал, а королева задыхалась от слез. Все это попахивало таким сюрреализмом, что ты в поисках поддержки перевела взгляд на Мигеля. Тот попытался тебе ободряюще улыбнуться, но у него это не получилось, зато ему удалось наклониться к твоему уху и прошептать:

Теперь и ты не могла бы себе объяснить, как приняла ее за ту Консепсьон. Она определенно была похожа, очень похожа, но не настолько, чтобы спутать. Рафаэль не мог этого заметить – он не выпускал «сестру» из объятий и не смотрел на ее лицо, но это ведь обязательно случится…

Разумеется, это случилось – вместе с приходом высокого светловолосого мужчины в просторных темно-синих одеждах. Ты бы посчитала его астрологом, если бы не знала, что в Хиспанье слишком верят своим святым, чтобы без их ведома пытаться читать собственные судьбы.

Голос «астролога» был негромким, но неожиданно звучным, и Фаэлито, уже дернувшийся в ужасе прочь от незнакомой ему девушки, остановился, будто оглушенный им.

- Своим словом и буквой договора, подписанного королевой Консепсьон, я подтверждаю, что с твоим появлением в принадлежащем тебе дворце старый договор расторгается.

Возможно, тебе показалось, но среди собравшихся раздались предобморочные вздохи придворных дам, хотя это могло быть и игрой воображения. Способность продуктивно мыслить, как ты с горечью отметила, тебя покинула.

- Какой договор? Кто это? – Рафаэль не сдерживал отчаяния, и вряд ли кто-нибудь посмел бы его упрекнуть.

- Ее Величество Консепсьон, скорбя о гибели Его Величества Хайме и Ее Величества Хуаны, составила и подписала договор, по которому шесть лет назад забирала своего брата Рафаэля и покидала трон. По ее требованию я изменил внешность ее молочной сестры и извлек из памяти Его Высочества Рафаэля все воспоминания, связанные с придворной жизнью. Номинальным регентом был назначен я, придворный маг и жрец святого Федерико. В случае невыполнения условий договора кара последовала бы немедленно. Договор был подписан королевой, ее сестрой и мной в тридцать восьмой день месяца Тростника двести третьего года четвертой династии.

Ты почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Придворный маг поднимал бумагу с королевскими печатями высоко над собой, их было хорошо видно, только вот девушку с потухшими глазами это не возвращало к жизни. Почему она ушла? Почему не оставила брата? Почему не вернулась, когда жизнь стала уходить?

- Все условия соблюдены. С прибытием Его Высочества Рафаэля договор расторгается. Да здравствует король!

Мужчина так резко опустился на одно колено, что ты даже испугалась, что сейчас он упадет. Впрочем, упал не он, а девушка, шесть лет изображавшая королеву – но слуги все же подхватили ее.

Здравницы раздавались по всему залу – сначала немного неуверенные, но, видимо, авторитет придворного мага был непререкаем, его словам верили безоговорочно, так что вскоре все собравшиеся рукоплескали и выкрикивали нечто хвалебное. Впрочем, это было уже не столь важно – ты пошатнулась, увидев неуловимо ужесточившийся взгляд Фаэлито. На мгновение тебе пришла в голову мысль, что Рафаэль, должно быть, теперь все вспомнил, но как-то не укладывалось в голове, что этот мальчишка в порванной грубыми руками рубашке, одолженной у сеньоры де Медина, мог родиться в королевской семье.

- «Королева не королева вовсе», - пробормотал Мигель, и ты вздрогнула еще раз, тоже припомнив эти слова умирающей Кончиты. Она знала, она помнила, она пыталась предупредить. Пусть бессильно, пусть не тех, но пыталась.

Рафаэль как-то по-особенному изящно приподнял руку, будто сотни раз только и делал, что заставлял одним движением умолкать целый зал, и посмотрел на придворного мага.

- Я благодарю тебя за службу, Хавьер. Ты будешь вознагражден за свою верность. – Ощутимо потяжелевший взгляд перешел на приходящую в себя девушку. – Ана, дочь Беатрис, я благодарю тебя за оказанную моей семье услугу. За твою стойкость ты достойна посетить Хрустальный порог.

Ты поняла, что боишься того момента, когда он повернется к вам. Он как будто бы мигом повзрослел на несколько лет, теперь перед тобой был уже не четырнадцатилетний оборванец, бросившийся к тебе, чтобы стащить пару монеток. Теперь он чувствовал себя на своем месте. Король-карманник. Какая насмешка.

- Ее Величество Консепсьон, дочь Хуаны и Хайме, умерла пять дней назад. Ее могила без имени и титула отныне принадлежит деревне Аскеро, и да будет так. Хавьер, все бумаги, все церемонии – в течение сегодняшнего дня.

Мальчишка даже не взглянул на вас. Наверное, это было правильно, но тебя кольнуло неожиданной грустью. Впрочем, Мигелито, не в первый раз доказывая свою способность видеть и чувствовать людей, нежно сжал твою руку.

- Он опомнится, - рядом появилась юная Ана. Голос ее больше не дрожал от слез, а золотистые глаза казались бесконечно уставшими. Образ, близкий к образу настоящей королевы, исчез бесследно. – Он всегда был эгоистом, но он о вас вспомнит.

- Вы невероятно сильная женщина, - Мигель выпустил твою руку и поклонился, подтверждая свое уважение.

Вокруг шли придворные, на разные голоса обсуждая чудесное возвращение короля, но вам до них не было ровным счетом никакого дела. Ты бросила взгляд туда, где еще недавно видела Рафаэля, но теперь его закрыли спинами какие-то люди крайне чиновничьей наружности – можно было спорить, что они обсуждают законность подобного престолонаследия и выслушивают его жесткие речи.

Девушка вздохнула так тяжело и вместе с тем с таким облечением, что ты вновь почувствовала жалость. Подбежавшая к вам фрейлина потупила взгляд.

- Донья Исабель, я не королева и никогда ей не была, - на губах Аны расцвела какая-то по-особенному нежная и грустная улыбка. Ты коснулась пальцев Мигеля и сделала шаг в сторону выхода из зала. – Господа, вы друзья Его Величества, - девушка вновь смотрела на вас измученными глазами, - он не забудет о вас. Если же я ошибаюсь, то на сегодняшний бал вас приглашаю я.

Ты кивнула улыбнувшемуся Мигелю и поспешила за попросившим твоего внимания слугой. Шум собравшейся нарядной толпы давно стал причиной твоей усталости, но покинуть бальные залы без разговора с Фаэлито ты не могла. И вот наконец-то ты дождалась, когда венценосный мальчишка вспомнит о твоей скромной персоне, по такому случаю даже облаченной в изящное голубое платье.

- Эти живоглоты совсем не изменились, - вместо приветствия усмехнулся Рафаэль, подводя тебя к перилам выбранного им для приватного разговора балкончика. Приведший тебя сюда слуга с поклоном удалился. – Представляешь, сеньор Ромуальд почти час проверял подписанные Кончитой бумаги на истинность и законность.

- Тяжело тебе, должно быть, - тихо произнесла ты, кладя руки на чуть теплый мрамор. – Столько всего за один день…

Рафаэль поморщился и устремил взгляд куда-то вдаль, над крышами Мадирито.

- Брось, Сандра, это все равно что проснуться после долгого сна.

- Да, наверное. Я не умел и не знал, что могу, просто пытался помочь сестре.

Яркая вспышка на мгновение ослепила тебя, но полумгла вечерней столицы почти тут же вернулась в свои права. Спрашивать, что это было, ты не стала – находиться в этом дворце и так становилось все страшнее и страшнее, Мигелито не зря советовал уезжать завтра же с утра.

- Я надеюсь, ты останешься тут, - с легким нажимом нарушил тишину Рафаэль.

Ты не хотела на него смотреть, потому что уже подсознательно знала, о чем он хотел поговорить. Глупый, глупый мальчишка…

- На троне шесть лет просидела служанка, и ты меня этим хочешь удивить?

Ты вздохнула и попыталась зайти с другой стороны, хотя всю тщетность своих попыток смягчить признание ты прекрасно видела:

- Плевать! Слышишь, плевать! Я знаю, что ты меня любишь, так что не ломай комедию.

Тон его был настолько насмешливым, что ты не выдержала и взглянула на поразительно прямо держащего спину мальчишку в красивой бархатной одежде. Глаза его не сохранили даже памяти испуга вашей первой встречи, а порез, оставленный ножом Мигеля на шее, уже давно зажил. Этого юношу с самоуверенными движениями ты не знала.

- Да, люблю, - тянуть и дальше было нельзя. – Ты мне дорог. Дорог, ведь я тебя кормила, помогала тебе мыть голову, зашивала твою одежду. Ты мне дорог, потому что я почувствовала себя способной быть кому-то нужной, почти заменять мать, заботиться о ком-то, как о собственном ребенке, понимаешь?

- Ты… ты не можешь мне отказать, - это не удивленная улыбка, это изумленный оскал. Тебя с головой накрыло страхом – бешенство в голосе Фаэлито было очевидным и бесконечно пугающим. – Не можешь, понятно? Я король, я могу тебе просто приказать.

- Пока ты так думаешь, настоящим королем тебе не стать.

Он слышал, он точно слышал, хоть ты и шептала. Тебя душили слезы, так было всегда, когда кто-нибудь пытался на тебя давить, но сейчас это было уже не слишком важно. Важным же было то, что мальчишка отвернулся и с яростью ударил кулаком по перилам балкона. Прежний Рафаэль, с кулаками бросившийся защищать девчонку на улице, не смог бы так просто сдержаться.

- Ты любишь этого своего Мигеля, - выплюнул король, с ненавистью глядя вдаль. – Бродяга привлекает тебя гораздо больше, чем король. Ну и отлично!

Он резко развернулся и почти бросился к двери.

- Самолюбие болит у всех, - горько произнесла ты, не надеясь даже, что он услышит, но Фаэлито остановился.

- Самолюбие? – полудикая улыбка переросла в нервный смех. – Самолюбие?! Да просто когда я был рядом с тобой, я чувствовал себя нормальным, понимаешь? Всю мою отвратительную жизнь мне казалось, что вещи идут совсем не так, и вот появляешься ты, ты меня любишь, и в кои-то веки я думаю о том, что я достоин этого, что ты – святое существо, а я превратился из полена в настоящего мальчика. Вот только ничего не изменилось, слышишь?

Тебе показалось, что в твоей крови забурлило что-то чужеродное – впрочем, ты тут же списала это на дрожь.

- Ты найдешь ее, - ты вновь шептала, потому что голос тебе уже не подчинялся. – Найдешь то по-настоящему святое существо. Найдешь свою королеву.

Он невероятным усилием воли пытался сдержать разочарованную злость.

- Убирайся. Забирай этого своего бродягу и убирайся.

Добавить было нечего. Оставалось только поправить выбившуюся из-за уха челку, в последний раз глянуть на крыши Мадирито и выйти обратно в комнату. Сил возвращаться в залы – к этим людям, к этой музыке, к этим улыбкам – совершенно не было.

В момент, когда мир покачнулся, ты почти добралась до отведенной тебе спальни. В окутавшем тебя тумане ты бесполезно пыталась нащупать хоть какую-то опору – и не могла. На несколько секунд дымка рассеялась, стало видно лицо мамы, где-то дальше был отец, но их быстро сменили какие-то люди в белом.

Туман рассеялся так же внезапно, как и появился, оставив тебя задыхаться, хватаясь за стены. Дворец оставался дворцом, завтра же ты его покинешь навсегда. Завтра же… завтра.

Дверь оказалась приоткрыта, а за письменным столом сидел Мигель, задумчиво рассматривая свое отражение в оставленном служанками круглом зеркальце.

- Требовал любви и замужества? – сочувственно спрашивает он, пока ты не решаешься закрыть дверь. Разум постепенно возвращает себе способность трезво мыслить. – И наверняка приказал уходить.

Молодой человек смотрит на тебя очень серьезно – так же он смотрел тогда, в карете, когда ты в очередной раз думала, что сошла с ума. Он понял правильно – ты не имела в виду Мадирито или Хиспанью.

- Ты не можешь, - в глазах Мигелито боль и легкая растерянность. – Оксана, пожалуйста, ты не можешь!.. У тебя здесь есть люди, которым ты дорога, есть несказанные слова и места, где ты еще не побывала!

Ты сглатываешь и сильнее сжимаешь дверную ручку – витую, как и почти все в этом проклятом дворце.

- Я чувствую, что могу. Теперь могу. Я должна, меня ждут. – Голос твой прерывается. Приходится заставить его окрепнуть. – Меня пытаются вернуть. Решение окончательное.

Тело пронзает судорога, но ты каким-то нечеловеческим усилием не позволяешь себе этого показать. Осторожно переводишь дыхание и отворачиваешься к двери. Молчание начинает свое песочное течение.

- Да, насчет несказанных слов… - ты умолкаешь. Он назвал тебя Оксаной. Не Кассандрой – Оксаной! – Я… я люблю тебя… люблю.

Дверь закрывается с легким щелчком, несколько шагов по коридору куда-то вправо. Он не пойдет за тобой, ведь ты только что разбила его мир, уничтожила жизнь. Сделала его реальность нереальной. Святая Габриэль, да ты только что, похоже, отняла у него любовь!..

Грохот ударившейся о стену двери, два быстрых, танцующих, летящих шага – он все-таки пошел, пошел за тобой, несмотря ни на что. Так крепко обнимают только те, кто любят.

- Видишь ли, я люблю тебя сильнее, - взгляд Мигеля смеется, а губы его совсем рядом – немножко привстань на цыпочки и целуй. Только эта игра не твоя. – И, хоть счастье – это и не то, что получается из какой-то одной составляющей, но для меня ты была бы его значительной частью.

Ты улыбаешься светло и тепло – только так и можно улыбаться, если искренне. Ты улыбаешься – и все же начинаешь заваливаться на бок. Сонный туман, как дурманящий разум дым, охватывает тебя со всех сторон, не дает пошевелиться, ты лишь чувствуешь, что Мигелито подхватывает тебя на руки и аккуратно кладет на кровать.

Ты пытаешься сказать ему, чтобы не уходил, но это и излишне – он останется рядом, пока ты не исчезнешь из выдуманного тобой мира, из этой живой, настоящей реальности, полной света, счастья и танца.

<...> Sobre un cristal azul
jugaba al río mi alma.
Los instantes heridos
por el reloj... pasaban.
Federico García Lorca

Оглушенность, какая-то потерянность царила в твоем сознании, но там не было места и спокойствию или порядку. Вокруг что-то говорили люди, звуки доносились до тебя, как из-под ватной подушки, но некоторые голоса казались смутно знакомыми.

Попытка приоткрыть глаза и двинуть рукой внезапно увенчались успехом, хотя шрам на плече от железного осколка тут же отдался глухой, ноющей болью. В поле зрения попала молодая женщина в белом медицинском халате, что-то быстро записывающая в блокнот, а если немного повернуть голову, то можно было увидеть суетящихся врачей, нажимающих кнопочки на своих приборах. Руку свело судорогой, а потом стала очень ясно чувствоваться игла капельницы, воткнутая в вену.

- Сандра, детка, как ты себя чувствуешь? - Мама. Мама рядом, переживает. Она появлялась там, в Хиспанье, она звала, просила, шептала.

Почему они не понимают? Как будто на разных языках…

- Я могу ошибаться, но, по-моему, это испанский, Катерина Михайловна.

Они все с ума посходили! Какой испанский? Ты так и не успела со своей учебой начать его изучение!

- Восстановление сознания порой может сопровождаться бредом и галлюцинациями, вы не переживайте, все наладится.

Врач не похож на дона Рамона, совсем не похож. Хотя этот тоже не хочет понимать…

- Я видел тебя во сне, - молодой человек пристраивает гитару в черном чехле около твоего столика. Ты вздрагиваешь от неожиданности и смеешься.

Внезапный «знакомец» нахально присаживается рядом, и ты не улавливаешь момент, когда пальцы твои разжимаются и книга со стихами Лорки падает на пол.

- Вот, именно так ты меня и называла! – с шалой улыбкой восклицает светловолосый юноша с поразительно зелеными глазами. – А я Миша, между прочим.

- Оксана, - на автомате отвечаешь ты, боясь отвести взгляд от трижды родного лица. – Как там Хиспанья?

Мигель достает из кармана яблоко и подбрасывает его на ладони.

- Мне кажется, замечательно. Хавьер не позволит Рафаэлю сильно уж зверствовать, как думаешь?

- Я думаю, что я сплю, - совершенно серьезно отвечаешь ты, чувствуя, как счастье постепенно наполняет тебя. Миша неожиданно перестает дурачиться и смотрит тебе прямо в глаза. Хотя что там в глаза – он смотрит в самую душу.

Счастье в твоей груди наконец-то достигает какой-то критической отметки.

- Я буду выглядеть очень глупо, если скажу, что люблю тебя?

Долгожданный поцелуй не кажется жадным – коснуться губ, подразнить и тут же, слегка отстранившись, нежно нажать пальцем на кончик носа. Дружный смех разрывает тишину французского кафе.

- Если ты будешь целоваться с первыми встречными, маме это не понравится, - из-за спины Мигелито появляется Дорис, в руке которой какая-то булочка, а на пальце - серебряное колечко с фиолетовым камешком. Ты изумленно моргаешь и пытаешься найти хоть какие-то слова.

- А она не первая встречная, Даш, - ухмыляется наглец. – Я ее люблю, мне можно ее целовать.

- Тогда женись, брат, - Дорис хлопает Мигеля по плечу и, не дожидаясь ответа, убегает. В глазах хиспано пляшут чертики, в этом ты можешь поклясться.

А за окном в это время дождь уступал место солнцу, и радуга казалась настоящими вратами в иные миры.

И истина проснется в звоне струн...