Она строгий учитель. Нельзя пропускать ноты - тогда музыка перестает превращаться в жизнь.
- Я же никогда не смогу играть так, как Вы...
Где-то на задворках сознания - золотистый смех. Совсем как ручей позади дома.
- Верно. Ты сможешь играть гораздо лучше.
У нее шелковый голос - немного смазанные буквы, гласные звучат так, как будто она почти не двигает губами. И легкий, почти неуловимый акцент.
Неловко соскочивший с клавиши палец. Нерешительно замедлившаяся и, в конце концов, затихшая мелодия.
- Ты лишь забыла диез.
Голос совсем рядом, за правым плечом. Обернуться в надежде - но нет, вокруг лишь полутьма, прорезаемая искорками магии. Голубыми. Как летнее небо.
- Евангелина, а Вы долго учились?
Снова смех - как будто с другой стороны, но это всегда так. Учитель не появляется, она только наставляет.
- Твой путь будет гораздо длиннее.
Вздохнуть и вновь вернуться к закорючкам на листе бумаги. Они существовали задолго до ее рождения и проживут больше, чем все ее жизни, вместе взятые. Впрочем, единожды связавший себя с музыкой навеки становится ее слугой...
- А мы когда-нибудь доберемся... до Полуночи?
Легкая дымка возле партитуры, способная перевернуть лист. Яркая вспышка серебряного браслета. Мягкая, обволакивающая вязь мелодии.
- Через шестнадцать квинт. Или через два удара сердца мира. А может быть - через пять взмахов крыльев бабочки. Кто знает.
Кошачий перестук молоточков рояля, небесная музыка.
- Я дождусь, учитель.